Прорвёмся, опера! Книга 4

– И отмажет, – следак кивнул. – Прямых доказательств нет, все косвенные, показаний на Сафронова из его банды никто не дал. А заодно этот Домрачев и родственничка своего тоже будет тянуть из камеры, мол, было убийство, пока он сидел – надо выпускать, не виноват, значит. А Генка злится, что версия срывается. Его бы на повышение забрали, если бы маньяком Кащеев оказался.

– Забрали бы, – я кивнул.

Ну вслух я не сказал, что случилось бы это только через год или два, Кобылкин уехал бы в Питер, где стал бы следователем по особо важным делам, как было в первой моей жизни. Не сказал, конечно, просто отметил это себе обдумать получше…

– Филатов, хватит паясничать, – тем временем устало сказала Ирина, продолжая допрос своего «клиента». – Свидетели видели, как вы тащили ковёр с завёрнутым в него телом Иванова в машину, причём на тот момент Иванов ещё был жив и звал на помощь. Но вы были пьяным и не слышали этого.

– Да я ничё не знаю, чё вы мне шьёте по беспонту! – огрызнулся жулик. – Сидел я себе, ящик смотрел, а тут менты врываются, по почкам мне настучали, пинали, беспредельщики. И в кабинете били, и справочником били, и слезоточивым газом пытали, и собаку натравили…

– Есть показания, где вы признались…

– Выбили пытками, на! – с видом победителя заявил он. – Мы жаловаться будем‑на…

Ирина закатила глаза и посмотрела на меня. Допрос явно затянется. Я аккуратно поманил Ирину к себе.

– А у него же тоже Домрачев? – я показал на жулика и подмигнул Ирине. – Вроде бы его назначили государственным защитником, да? Бесплатным.

– Да, его, – Ирина кивнула, – денег‑то на своего адвоката нет, а никого другого в коллегии под рукой не было, назначали Домрачева. Хотя наши говорят, что тот со своими коллегами поругался недавно, вот ему в отместку и этого кадра в нагрузку дали. Домрачев его и научил, как петь надо, вот и ломается теперь.

– Но сильно стараться адвокату смысла нет, раз бесплатно… Димон, – воскликнул я специально погромче. – Раз Домрачев сюда едет, то будет тянуть отсюда основного клиента, а не какого‑то алкаша. И раз ты говоришь, что Сафронова всё равно придётся выпускать, можно предложить адвокату сделку. Мол, мы Сафронова выпустим без проволочек, а ты этого сильно не защищай, так только, для приличия, – я показал на оробевшего Филатова. – Он согласится, делать ему будто нефиг, алкаша спасать, – я глянул на жулика, – и вот тогда мы тебя сразу подтянем и за дачу ложных показаний, и за всё остальное. Тогда тебе будет не просто убийство по неосторожности, а убийство с отягчающими. Ведь убиваемый‑то ещё был жив, а ты его хотел живьём прикопать. Это сразу двадцатку тебе дадут, а то и расстрел выпишут.

– Вы чего? – он начал вставать, но тут зарычал Сан Саныч, и Филатов торопливо опустил задницу на стул.

– Мы чего? Это ты чего отказываешься? Тебя Андрей Сергеич допрашивал, и уж он тебя даже пальчиком не тронул, а ты про него – пытки, пытки, – я покачал головой. – Не доводи до плохого, капитан Филиппов – человек спокойный, не нервный, а вот за себя не ручаюсь. Так что твоя писулька про пытки никому не понадобится, её твой же адвокат на суде забреет, мол, врёт и не краснеет.

Едва почуявший свободу Филатов сдался, ну а Домрачеву и правда будет на него пофиг, ему никогда не нравилось дежурить бесплатным адвокатом.

Вот Филатов и дал показания. А вскоре явился Кобылкин, вслед за которым зашёл сам Домрачев.

– Короче, – громогласно вещал адвокат, – проститутку ты на него не повесишь, я в курсе, что с ней Зиновьев имел отношения, он её бил при свидетелях, и наверняка её и придушил, как того барыгу. Ещё есть показания, что это покойный Зиновьев убил того наркобарыгу, и второго тоже, которого битой забили. А что до бабы‑алкашки – ну, это сожителя её колоть надо! Кащеев с ней вообще никак не связан, он её даже не знал, в жизни не видел.

– А ювелирка? – рявкнул Кобылкин. – У него ювелирку погибшей нашли!

– А это… – Домрачев посмотрел на меня и явно передумал говорить, что это подкинули менты, – а с этим надо разбираться.

– А кто тогда Зиновьева придушил? – спросил Гена, опускаясь за стол.

– А я‑то откуда знаю? Не Кащеев – точно, он в СИЗО сидел.

– Может, по приказу Сафронова это сделали? – ехидно спросил я. – Чтобы от лишнего свидетеля избавиться.

– Да ну вас, – адвокат отмахнулся. – Шутники. С Филатовым что?

– Признался, – сказала Ирина.

– А, ну и сам дурак, я же ему всё объяснял, что говорить, – без всякой вежливости бросил Домрачев, даже не глядя на подопечного, словно его тут и не было. – Так уж и быть, семёрку ему выбью, жопа есть – отсидит. А вот Кащеева – отпускай!

– На него есть заявления от соседей, – не успокаивался Кобылкин. – Есть зафиксированные покушения на изнасилования, есть нападение на сотрудника милиции при исполнении…

– Да не на волю отпускай, – неожиданно спокойным голосом сказал адвокат. – А в психушку, на судебно‑психиатрическую экспертизу. Признают его психом, пусть лучше там сидит, и всем от этого спокойнее будет, и матери переживать меньше, и мне кровь пить перестанут. Ладно, – он проигнорировал негодующее мычание Филатова и повернулся к Димке. – Теперь насчёт моего подопечного. У вас на господина Сафронова ничего нет…

Они пошли курить, и уже всем понятно, что Сафронова сегодня отпустят под подписку о невыезде. То ли бандит так запугал своих людей, что они никак его не выдали, то ли у них как в секте – есть безоговорочный лидер, ради которого адепты пойдут на всё, тут пока непонятно.

Хреново, что выпустят. Но кроме РУОП на Сафронова были намётки и в ФСБ, а я сам видел, что местная братва этого увальня не любит. Покопаю‑ка я в эту сторону, чтобы и за Толика отместку дать, и не пустить бандита во власть.

И для этого надо бы поговорить с Артуром, ведь в первой моей жизни Сафронов в городе не являлся. Как‑то это связано – ведь сейчас Артур жив, а ОПГ «Орловские» не появилось, и расклад сил совсем другой.

Надо искать маньяка, а заодно – не допустить ещё одного покушения на себя. Раз Сафронов так взялся за моё устранение, выходит, мои вопросики и правда его напугали, и где‑то можно найти явный хвост, как его прищучить на этом деле. Надо искать, что именно его беспокоит.

Филатова увели под белы ручки обратно в СИЗО, Кобылкин ушёл, размахивая ключами от машины, и мы остались с Ириной вдвоём, если не считать пса. Она положила на стол сумку и достала оттуда зеркальце. А я подошёл к подоконнику и нажал кнопку Play на стоящем там магнитофоне.

Оттуда раздалось что‑то заунывное и протяжное, потом какой‑то хор начал что‑то исполнять на незнакомом языке.

– Это что такое? – спросил я и огляделся в поисках обложки кассет.

– Песни каких‑то монахов, тибетских, вроде, – Ирина вздохнула. – Димка постоянно включает всякую ерунду. Монахов каких‑то, всё остальное. Включи лучше радио.

Где‑то в глубине головы появилась мысль, но я никак не мог её уцепить, чтобы развить. Ладно, пока оставлю, в нужный момент выплывет.

 

* * *

Два дня спустя