Прорвёмся, опера! Книга 4

Наши машины остановились у вокзала, пока что у главного входа, хотя был и другой, выходящий на перрон. Милиция здесь должна быть, пара человек всегда трётся в зале ожидания или у касс. Легко привлечём для помощи, но вот кого искать – мы пока не знали, а те при виде нас явно попытаются свинтить. Или, что намного хуже – начать стрелять.

Мы собрались на короткое обсуждение, укрывшись за уазиком.

– Выманить бы их, – сказал я и задумался. – Меня они видели, тебя, Витёк, тоже. А вот… – я оглядел коллег. – Сергеич, вот ты на мента меньше всех похож.

– Да, – закивал Устинов. – Вылитый учитель географии.

– Хм‑м, – Якут задумался и снял очки, чтобы протереть платком. – Выманить их куда‑то подальше от толпы предлагаешь?

– Сначала посмотрим, – предложил я. – Увидим, кто подозрительный, подумаем, они или не они. Попробуй притвориться, что ты от заказчика, скажи, что выведешь их в сортир… и в сортире их мочить будем, – я хмыкнул. – Короче, там два сортира, – я глянул на здание вокзала, пытаясь вспомнить планировку, – и в платном народа меньше, вот туда их и гнать. Мол, там через окно вылезти, там большие, и машина ждёт снаружи. Поверят. А вместо машины мы их там встретим.

– Хм‑м, – Якут почесал лоб. – Ладно, про детали в курсе, за своего сойду, они‑то не местные, в лицо всех оперов не знают. А вас и правда видели. Скажу, мол, наследили, третий вас сдал, а менты поездам запрещают выезжать. И что выведем через сортир. Даже денежку им дам, чтобы прошли туда.

– Ну ты голова, Андрюха, – похвалил Устинов. – Оба вы с Пахой – светлые головы.

– По местам, – Филиппов стал серьёзнее.

У вокзала большие окна, снаружи видно очереди у билетных касс и ряды ободранных кресел, где сидели люди, ждавшие поезд. Кто‑то ел, кто‑то читал, кто‑то спал или играл с соседями в карты или шахматы. Из динамиков неразборчиво говорили, что отправление задерживается, но причины не называли. Люди из‑за этого вертели головами, вслушиваясь, обсуждали, нервничали, кто‑то ругался. Короче, вокзал жил своей обычной жизнью.

Мимо окон не спеша прошли два мента в зимних бушлатах, заложив руки за спины. Автоматов нет, у обоих дубинки на поясе. А когда прошли, я заметил необычную картину в зале. Два пацана лет двадцати читали газеты, оба в шапках и тёмных очках, они то и дело пялились на ментов. У одного местная газетёнка, у другого – «Спид‑инфо», и он держал её вверх ногами.

Ну, конспиратор хренов, явно ещё не отошёл от дозы. Приняли для храбрости – и Толика подстрелили, гады. Хотя не будь они под кайфом, могли бы и стрельнуть более успешно. Впрочем, в таком случае они бы точно не рискнули устраивать покушение прямо у ГОВД и выловили бы меня в другом месте, если бы вообще согласились стрелять в мента.

Но тут как раз нужна была показательная казнь, наверняка Сафронов хотел избавиться от неудобного опера, задающего неприятные вопросы, а потом ещё бы использовал это в своей избирательной кампании, мол, бандиты офонарели, надо что‑то делать. Может, его головорезы сами бы киллеров наказали, а потом пустили бы слушок, что кандидат разбирается со всеми городскими проблемами. Ну или подставили бы «Универмаг», неспроста же кто‑то из братвы сдал киллеров чекистам заранее, во избежание проблем.

Я показал эту парочку Якуту, и тот кивнул, поправил шапку и двинул туда, а по дороге снял очки и убрал их в карман. Вот надо видеть, как работает матёрый опер, сразу настроился на рабочий лад. Даже походняк изменился, стал вальяжным, неторопливым, так блатные ходят. Чётки бы ещё, и будет вылитый бандюган. Даже захотелось послушать, что он им скажет, но у нас сейчас другая задача.

На вокзале было два туалета. Один на улице – типичный вокзальный сортир, где вместо унитазов были напольные, ржавые, никогда не убираемые, ещё и вода постоянно бежала с громким шумом и везде валялись газетные обрывки. Никаких кабинок, раковин и прочего излишества, просто сиди в позе орла у всех на виду.

Другой, находящийся в здании со стороны столовой, где я недавно говорил с Турком – цивильный, с унитазами, писсуарами, сушилками для рук и вертушкой, у которой сидела бабка и брала с каждого по полторы тысячи рублей за вход. И внутри даже убирали пару раз в день – воняло не так сильно.

Но платить за это народ пока ещё не хотел, большинство ходило в бесплатный, тратить ещё на это дело по полторы тысячи. Вот этим мы и воспользуемся, возьмём киллеров там, будет проще, и меньше риска зацепить постороннего.

– А платить? – бабушка, сидящая на вертушке у самого входа в туалет, отложила кроссворд и строго посмотрела на нас через большие круглые очки. Из‑за мощных линз зрачки казались выпирающими.

– Невтерпёж уже, бабка! – Устинов притворно потёр живот. – Мочи нет! Пусти!

– Да заплачу я, – я махнул рукой и положил на чайное блюдечко мятую пятитысячную купюру. – На троих.

– Сдачу возьмите, – она грохнула на блюдечко несколько больших сотенных монет. – И бумажку, – она оторвала из рулона маленький кусочек явно не щедрой рукой.

И не пропускала, старая, пока все формальности не были улажены. Наконец, мы прошли в мужской туалет. Ну, тут конечно, небо и земля по сравнению с бесплатным. И народа никого, как мы и думали.

Василий Иваныч тем временем подставил руки под сушилку, и она громко завыла, как пылесос. Помещение полуподвальное, окна высоко, надо забираться на батарею, чтобы туда посмотреть. Кабинки всего две, но одна сломанная, с надписью «Не работает», и заперта намертво.

Мы втроём забились в рабочую, потому что прятаться было больше негде, ни единого закутка, а снаружи уже слышалась ругань – киллеры не захотели платить. И где Сафронов их нашёл? Хотя, возможно, он специально взял таких рисковых, другие бы явно поняли, чем всё это пахнет, и не пошли бы на такое дело, а своих людей кандидат в мэры светить не хотел.

– Ты чё не заплатил‑то? – послышался гнусавый голос и шаркающие шаги из‑за двери. – А то бабка пургу погнала!

– Валить надо отсюда быстрее! – прохрипел кто‑то другой, уже внутри. – Там мусора ходят, я их видел, сука. Через это, что ли, окно пролезть? Он про него говорил? Где там тачка?

– Да хрен его знает, по ходу, туда лезть! Сука, идёт кто‑то, – раздалось шебуршание куртки. – Шкериться надо, отвечаю, бабка мусоров позвала. Заплатить ей надо было, д***б!

– Ты мне поясни за д***ба, клоун позорный!

– Чё сказал?

– Окно открой!

– А там никто не сидит? – один из них явно показал на кабинку.

– Никого.

– А ты проверь!

Один рванул дверь кабинки, и она открылась. Парень с мутным взором и стоящими дыбом рыжими волосами непонимающе уставился на нас троих. Лицо чрезмерно вспотевшее.

– Да ты заходи, не стесняйся, – сказал сидящий на унитазе в штанах Устинов. – Тут все свои.

Рыжий дёрнулся назад, но в него уже плечом врезался Орлов и уронил на пол, а я перескочил через них и вмазался во второго, который безуспешно пытался открыть маленькое окно, встав ногами на батарею. Щуплый белобрысый пацан свалился на пол и охнул, приложившись головой. В сторону отлетел наган.

– Милиция! – рявкнул кто‑то, открывая дверь.