Птичка в академии, или Магистры тоже плачут 2
– Это отдельный разговор, – вздохнула Лайза.
– И все же, – настояла я. – К кому нужно обратиться? Ты же понимаешь, что я не из пустого любопытства спрашиваю?
Лайза вздохнула, и я поняла, что ее связывает какая‑то клятва.
– Ладно… – протянула она, подбирая слова. – Как ты думаешь, как в продаже появляются запрещенные артефакты и ингредиенты?
– А они появляются? – спросила я, широко раскрыв глаза.
– Эйлин, я, конечно, понимаю, что ты домашний ребенок, но нельзя же быть такой наивной! – с укором посмотрела на меня подруга. – Теневой рынок всегда был и будет. Как и те, кто поставляет туда товар из Пустоши.
И до меня наконец дошло, кого подруга имела в виду.
– Искатели?
– Заметь, ты догадалась сама, – с облегчением произнесла она.
– Но зачем им это?
– А ты думаешь, искателям разрешают выносить из Пустоши все, что они там найдут или добудут? Или, может, платят за этот эксклюзив столько, сколько он на самом деле стоит? – фыркнула она.
– А разве нет? Я всегда считала, что корона щедро оплачивает их находки.
Я знала, что искатели продают особо ценные ингредиенты и находки в крепости, но никогда не задумывалась, довольны ли они этим.
– Нет, – вздохнула Лайза. – И я понимаю короля, который не хочет, чтобы, к примеру, глаз орхуса[1] или коготь бивуса[2]попали в случайные руки. Ты ведь знаешь, что каждый такой артефакт должен быть поставлен на учет, как и его обладатель?
– Да, это я знаю! – словно оправдываясь, воскликнула я. – Такие артефакты можно купить только в королевских лавках или получить в дар от самого короля.
– Вот! А искателям, если они такие добудут, не платят и десятой части их настоящей стоимости.
– Но почему?! – возмутилась я.
Лайза развела руками, показывая, что у этого, наверное, есть какое‑то объяснение, но она его не знает.
– И ты утверждаешь, что на такой случай у искателей есть запасной выход из Пустоши?
– Я ничего не утверждаю. – Лайза так многозначительно на меня посмотрела, что стало понятно: выход‑вход точно есть. – Но в любом случае другого способа попасть в Пустошь в ближайшие полгода у нас нет.
– А дальше?
– Что «а дальше»?
– Ты сказала, что в ближайшие полгода такого способа нет – значит, к примеру, через год он будет?
– Будет, – кивнула подруга. – Мы можем отправиться в Пустошь как кураторы летней практики четверокурсников. Но в таком случае ты обязана будешь взять с собой всю доверенную тебе группу. Потому что отлучаться от нее тебе будет нельзя. Как думаешь, после такого опасного путешествия многие вернутся в академию?
Я сглотнула. Вот уж кого пускать вглубь Пустоши я не хотела, так это своих адептов. Если хоть кто‑то из них пострадает, я себе этого никогда не прощу. Мне только интересно, почему никто не сказал, что летом мне придется курировать практику?
Этот вопрос я задала подруге.
– Потому что тебя туда никто отправлять не собирался. Для этого есть более опытные магистры. В любом случае это не наш вариант. А вот зимние каникулы – да. В Пустоши никогда не бывает снега, а температура не опускается ниже десяти градусов, так что погода не станет препятствием. Нас там ждут другие проблемы и неудобства. – Лайза еще раз окинула меня взглядом, посмотрела на результаты исследования в приборе и встала со стула, на который села во время нашей беседы. – Все, мне пора к другим пострадавшим. Твоя одежда в шкафчике. И что‑то мне подсказывает, что провожатые у тебя найдутся, стоит тебе выйти из лекарского крыла.
– Ты о ком? – удивилась я.
– Знала бы ты, как мне уже надоели твои адепты! – внезапно в сердцах воскликнула Лайза. – Последние сутки я их разве что метлой не отгоняю от палат! Никакие увещевания не помогают!
– Так у них же занятия должны быть! – уже возмутилась и я.
– Вот‑вот! Иди и расскажи им о важности обучения и о пропущенном за время их бдений материале.
Внезапно у меня на руках захихикал Ё‑ё.
– А они по очереди дежурят. А потом конспекты друг у друга переписывают.
– Но зачем? – Я не могла понять.
– Любовь – она такая, – со знанием дела заявил еж. – Подчас толкает на странные поступки. – Мои брови поползли вверх, и Ё‑ё снова захихикал. – Представляете, они поспорили: в чье дежурство ты выйдешь из палаты и кто тебя проводит до комнаты, тот первым и будет просить твоей руки.
– Да тьфу на тебя! – облегченно выдохнула я, не поверив в этот бред. – Все бы тебе шутить.
Но стоило мне выйти из палаты, как я увидела весьма странную картину…
Недалеко от входа в лекарское крыло с букетом цветов, явно надерганных на академической клумбе, стоял Рэй, а напротив, сверля его взглядом, – Марсель. Причем Рэй и не думал как‑то отступать. Я бы даже сказала, что их взгляды скрестились, как клинки, но это я, видимо, еще от наведенного сна не отошла.
Решив обозначить свое присутствие, я кашлянула:
– Кхм… – А когда в меня метнулись, по‑другому и не скажешь, два взгляда, от неожиданности слегка придушенно поздоровалась: – Привет.
При виде меня мужчин тут же смягчились.
– Магистр эль Бланк!
– Эйлин!
Оба снова переглянулись и синхронно шагнули ко мне.
– Магистр, это вам! – протянул мне букет Рэй. – С выздоровлением.
– Спасибо. Это очень мило, – улыбнулась я адепту. – Не ожидала, что меня из лазарета будут встречать с цветами.
Рэй расплылся в улыбке, а Марсель мрачно произнес:
– Я тоже. Не ожидал. Эйлин, у тебя очень заботливые адепты.
– Да, они у меня такие, – улыбнулась, чувствуя себя неловко.
Марсель вдруг решил при ученике обратиться ко мне на «ты», что приемлемо только между хорошими друзьями или возлюбленными, а за столь короткий срок пребывания в академии столичной комиссии мы ими стать никак не могли.
– Я еще и проводить вас могу. Мало ли, голова закружится или еще что? Вы же только‑только из лазарета, – с энтузиазмом предложил Рэй.
Я посмотрела на Марселя и увидела, как заледенел его взгляд.
– Рэй, ты бессмертный, что ли? – с моего плеча прокомментировал ситуацию Ё‑ё.
– Нет, я не бессмертный, а целеустремленный, – ответил ему адепт и улыбнулся еще шире.