Рассвет Жатвы

Поэтому просто стою, как ничтожный аутсайдер, коим я и являюсь, и разглядываю растяжки с лозунгами, которыми увешана вся станция. «НЕТ МИРА – НЕТ ПРОЦВЕТАНИЯ! НЕТ ГОЛОДНЫХ ИГР – НЕТ МИРА!» Все та же кампания, что и на нашей площади в Двенадцатом, только лозунги адресованы жителям Капитолия. Похоже, собственных граждан Капитолию также приходится убеждать.

Друзилла грохочет по ступеням в ботинках на высокой платформе и обтягивающем комбезе из флага Панема. Шляпа – двухфутовый цилиндр из красного меха – небрежно надвинута на один глаз. Уголок ее рта запачкан желтой глазурью. Похоже, кое‑кто отпраздновал мой день рождения и без меня.

– Тортик понравился? – спрашивает Мейсили.

Похоже, она ни на дюйм отступать не намерена!

Друзилла смотрит с недоумением, и Плутарх касается своего лица.

– Немного запачкалась.

За неимением зеркала Друзилла разглядывает свое отражение в окне поезда и слизывает кусочек глазури. На щеке, куда пришелся удар Мейсили, сквозь толстый слой косметики проступает синяк.

– Красавица! – восклицает Плутарх, и я понимаю: она тоже пешка в его игре, только управляется с помощью комплиментов.

– Ладно, ребята, пошли, – говорит Друзилла и шагает по платформе.

Снаружи нам выпадает секунд тридцать, чтобы глотнуть свежего воздуха; потом нас грузят в миротворческий фургон без окон. Мне нечасто доводилось кататься на автомобиле – вчера до станции и пару раз на грузовике во время школьных экскурсий, когда нас возили на шахты. Но я всегда видел, что находится снаружи. И нас не везли на смерть… Ни света, ни воздуха. Словно меня уже похоронили!

К моему плечу прижимается Луэлла, и я успокаиваюсь. Похоже, благодаря ей мне удастся протянуть эти несколько кошмарных дней. Забота о ней даст мне повод жить дальше, а забота обо мне избавит ее от ужаса смерти в одиночку. Могу лишь надеяться, что мы уйдем из жизни вместе.

– Справляешься, милая? – спрашиваю я.

– Бывало и лучше.

– Просто держимся вместе, ясно?

– Ясно.

Двери фургона распахиваются, меня ослепляет дневной свет. Воздух очень сухой, и я невольно вспоминаю ледяной горный ручей, из которого таскаю воду для Хэтти. Как она справляется без меня? Наверняка завела себе другого мула. Более везучего.

Друзиллу с Плутархом нигде не видно. Миротворцы приказывают нам выйти. Мои старые ботинки выглядят довольно дико на белых плитках мраморного тротуара. Он ведет на обширное пространство, окруженное внушительными зданиями, где стоят люди, которые глазеют на нас и тычут пальцами. Не взрослые, примерно наших лет ребята, одетые в одинаковую форму. Школьники.

Чувствую себя диким зверем, скованным и безголосым, которого притащили сюда из родных гор и выставили на всеобщее обозрение, публике на потеху. Все мы невольно съеживаемся. Мейсили держит голову гордо, но ее щеки пылают от стыда.

– И все же я думаю, что везти их в Академию не стоило, – бормочет один из миротворцев.

– Спорткомплекс пустует почти сорок лет, – напоминает другой. – Почему бы не использовать его хоть как‑нибудь?

– Давно пора снести эту развалину, – говорит первый, – чтобы глаза не мозолила.

Фургон уезжает, и мы видим спорткомплекс – полуразрушенное строение со смутными очертаниями, над входом которого крупными золотыми буквами написано: «ЦЕНТР ТРИБУТОВ». Миротворцы открывают потрескавшиеся стеклянные двери, и нас обдает запахами плесени и жидкости для мытья полов.

Мы – последние из прибывших трибутов. Наши соперники сидят по четверо возле секторов с номерами дистриктов. Миротворцы ведут нас к знаку с цифрой двенадцать под свист и улюлюканье. В этом году профи особенно несносны.

Каждый сектор состоит из четырех столов с мягкой обивкой, разделенных хлипкими занавесками. У столов замерли наготове помощники стилистов, одетые в белые халаты и разгрузочные пояса с инструментами для груминга: ножницами, бритвами и прочим.

Миротворцы ведут юношей‑трибутов в одну раздевалку, девушек – в другую. Мне не хочется оставлять Луэллу, однако выбора нет. В крайнем случае ее защитит Мейсили. Вид у Мейсили отчаянный – рубцы, недобрый взгляд. Так выглядит тот, кто способен за себя постоять, а она очень даже способна.

У двери в раздевалку ребят выстраивают по номерам дистриктов, так что нам с Вайетом можно не опасаться удара в спину, разве что ждать опасности от мускулистых парней из Дистрикта–11. Мрачная парочка, такое чувство, что им и дела нет, кто стоит рядом.

Внутри нам велят раздеться, что легко сделать ниже пояса, а выше нам мешают наручники. Миротворцы обходят нас и разрезают рубашки ножами. Если кто‑нибудь возражает, они смеются и говорят, что одежда все равно отправится в мусоросжигатель. Больно видеть, как они вспарывают мамины аккуратные стежки. Помню, как старательно она раскладывала носовые платки, чтобы каждый дюйм ткани пошел в дело. Теперь рубашка лежит у моих ног, разорванная в клочья.

Миротворец стучит кончиком ножа по моему огниву.

– Твой талисман?

Талисман? И я вспоминаю, что трибутам можно взять с собой на арену один предмет из дома, кроме оружия. Узнай миротворцы, что это такое, мое огниво могли бы счесть несправедливым преимуществом.

– Да, подарок на память, – говорю я.

Миротворец трет металл между пальцами и ворчливо признает:

– Красиво. Позже придется отдать для осмотра.

Я киваю. Даже если они осмотрят подвеску, то вряд ли догадаются, чем она примечательна. Здесь все пользуются спичками и зажигалками, и никому не нужна искра, чтобы разжечь огонь.

Нас ведут в большое открытое помещение с синими плитками на полу и душевыми головками, торчащими из стен. Я вовсе не скромник – много раз купался голышом вместе с Бердоком в озере, но не привык стоять и пристально разглядывать сразу двадцать трех обнаженных парней. Первое время я смотрю на дырку слива в полу, потом понимаю, что лучше места для изучения конкурентов не придумаешь. Полдюжины профи выглядят так, словно половину своего времени позируют скульпторам. Еще у дюжины из нас, возможно, и есть шанс, если нам дадут в руки топор. Оставшиеся полдюжины представляют собой жалкое зрелище: щуплые грудные клетки, ручки и ножки как спички.

Знакомый мне по поезду Панаш расхаживает с важным видом, выставляя свои причиндалы напоказ и в шутку задирая других профи. Он пытается это проделать с юношей из Дистрикта–11 и мигом получает в брюхо. Панаш собирается отомстить, но тут оживают душевые головки, обдавая нас ледяной водой.