Разоблачение Оливера Райана

Автор: Лиз Ньюджент

Дата написания: 2014

Возрастное ограничение: 16+

Текст обновлен: 06.05.2025

Аннотация

Оливер Райан – красивый, успешный, харизматичный мужчина. Он – известный детский писатель, а его жена Элис – книжный иллюстратор. Практически идеальная пара. Но однажды вечером в их семье происходит трагедия: жестокий, неожиданный всплеск агрессии со стороны мужа приводит Элис к коме… По мере того как мы погружаемся в воспоминания главных героев, их знакомых и соседей, на поверхность всплывают неизвестные подробности жизни Оливера. Слой за слоем с его образа слетает внешняя шелуха, и перед нами предстает чудовище, в душе которого живут лишь зависть, обман и презрение к людям. Что это – результат детской травмы или попытка вытеснить вину за преступление, совершенное почти сорок лет назад?

Лиз Ньюджент

Разоблачение Оливера Райана

Издательство Иностранка®

* * *

1. Оливер

Ударив ее впервые, я ожидал большей реакции. Она же просто лежала на полу, держась за подбородок. И молча глядела на меня. Казалось, она даже не удивлена.

Зато удивлен был я. Мне вовсе не хотелось делать ничего подобного. Это как‑то в стилистике пятидесятых: пьяный муж возвращается из паба к опостылевшей жене и обнаруживает, что ужин не готов. А это было 12 ноября 2011 года, в промозглый субботний вечер на южной стороне Дублин‑авеню. Элис приготовила вкуснейшую еду: тушеную ягнятину с кускусом, питой и мятным йогуртом. И хотя поданная на стол ягнятина уже подостыла, в этом некого было винить. Пока Элис нарезала земляничный рулет на десерт, я запил ужин двумя бокалами сансерра. Я точно не был пьян.

Но вот теперь она лежит, скрюченная, как знак вопроса; нижняя часть ее тела почти скрыта под нашим обеденным столом цвета красного дерева, руки прижаты к голове. И как только она умудрилась свалиться в такой позе? Наверное, в моем сжатом кулаке скрыта немалая сила. А если бы у меня в руке был бокал, сообразил бы я поставить его на стол перед тем, как ударить? Или так и врезал бы ей? Разбил о ее бледное лицо? Изуродовал бы на всю жизнь шрамами?

В голову приходит фраза «обстоятельства, вышедшие из‑под нашего контроля». Я подчеркиваю «нашего», потому что, хотя, конечно, зря это сделал, но и ей тоже не нужно было меня провоцировать.

Зазвонил телефон. Может, и не стоило обращать на него внимания, но это могло быть важно.

– Алло?

– Оливер. Это Мойя. Как дела?

Терпеть не могу риторических вопросов. «Как дела?», ну надо же.

Извини, Мойя, я только что ударил Элис по лицу, и она лежит на полу. Но сначала мы отлично поужинали.

Конечно, я не сказал этого, а сделал неуклюжую попытку попрощаться под надуманным предлогом. И надеялся на окончание разговора.

Мгновение тишины, а затем:

– А ты не хочешь узнать, как у меня дела? И где я нахожусь?

Я ответил кратко и по существу:

– Нет.

Вновь тишина. И затем шепотом:

– Ну ладно, хорошо, а Элис там?

Уйди, глупая надоедливая женщина.

Этого я тоже не стал говорить. Сказал, что сейчас не самое подходящее время. Она попыталась вовлечь меня в разговор, тараторя о своей новой жизни во Франции. Сквозь ее трескотню я почувствовал, что она хочет, чтобы я ей завидовал. Чертова Мойя. И закончил разговор вежливо, но непреклонно. Подумал, что правильно было бы уйти из дома немедленно. Не насовсем, ну, вы понимаете.

Наверное, Элис скорее встанет, если я перестану стоять над ней. Я пошел за своим пальто, висевшим на вешалке в прихожей. Застегнуть пуговицы оказалось занятием непростым. Руки внезапно стали слишком большими для моих перчаток.

Через два с лишним часа я приканчивал третий бренди в «Нэше». Нервно застегивал и расстегивал пуговицы на рукавах. Это у меня еще со школы привычка, всегда так делаю, когда расстроен. Даже Джон‑Джо, наливая мне, поинтересовался, всё ли у меня в порядке. Обычно же я не пью бренди. Но тогда был, знаете ли, в состоянии шока. И вот теперь пьян. Я хотел позвонить Элис и узнать, всё ли у нее в порядке, но забыл телефон дома и подумал, что, если у кого‑то попрошу мобильный, это придаст ситуации больше значения, чем она того заслуживает. Поймите меня правильно, я знал, что всё очень серьезно. Что произошло что‑то не то. Что она не должна была оказаться там, на полу.

Знаю, я не самый легкий в общении человек. Элис говорила мне об этом. Например, у меня нет друзей. Когда‑то давно были, но из этого ничего не вышло. Все разбежались кто куда, но я и не пытался их удержать – сознательно, как мне кажется. Друзья – это такие люди, которые напоминают о твоих неудачах. У меня есть несколько знакомых. У меня и семьи‑то нет, о которой можно говорить. В самом важном смысле этого понятия.

Все эти годы Элис не пробовала совать нос в мои дела и проявлять излишнее любопытство. Думаю, можно охарактеризовать ее как женщину весьма послушную, редко выказывающую строптивость. А я никогда не проявлял и не проявляю склонности к насилию.

Я подошел к барной стойке и купил пачку сигарет. Крепких. Мне не нравилось, что руки всё еще дрожат. Считается ведь, что бренди должен помогать в таких случаях? Или это бабушкины сказки? Ох уж эти бабушки…

Выйдя из пивного садика (двора с полунавесом у входа), я прикурил первую за много лет сигарету. Из бара показался Барни Дуайер, наш сосед по Виллам, и подошел ко мне. Барни проводил больше времени в пивном саду, чем внутри бара.

– А я думал, ты завязал? – спросил он.

– Так и есть.

– Иису‑у‑усе, – протянул он чванливо, посасывая свой «ротманс». – Им меня не сломать.