Развод. Ты останешься моей
– Завтракать будешь? Я кофе сварил.
Глупо, конечно, но… Я упрямлюсь:
– Спасибо, но я себе сама сварю. Из твоих рук мне есть расхотелось.
– Зоя, – вздыхает.
– А чего ты ждал, Мить? Что за ночь рассосется? Так не рассосалось.
– Давай в отпуск махнем. Отдохнем. Пока вернемся, тут всем надоест нам кости перемалывать…
– Замечательно. Побег в никуда. От проблем. Как я понимаю, для тебя основная сложность – в том, что твой левак стал достоянием общественности. Мои чувства ты в расчет брать не намерен!
– Я думаю о тебе, маленькая. Думаю. Хочу оградить… От всего. Поехали, Зой. Есть путевки, – кивает на телефон.
– А давай! – хлопаю в ладоши. – Давай ты со своей Розочкой махнешь на острова и там, под звездами, у шепчущего океана, под рокот волн, будешь устраивать ей райское наслаждение.
– Ясно. Диалога не состоится.
– Состоится. У адвоката по разводам.
Дмитрий адресует мне темный, кипящий протестом взгляд.
– Я костьми лягу… Но не допущу. Ни один адвокат за это дело не возьмется.
– Посмотрим.
– Увидишь, что будет, – кивает. – Я намерен повоевать. За нас.
Вот болван. Осел. Баран упрямый!
Как он не понимает?!
НАС больше НЕТ.
Нас вчера… попросту НЕ СТАЛО!
Наш сложный диалог прерывается звонком. По домофону понимаю: приехали родители.
Наверное, мама привезла сумочку, телефон, ключи…
Открываю, но встречать не выхожу. Незачем… Они здесь через день появляются, знают все…
На кухне появляется отец и заявляет:
– Мы с матерью все решили. Поживешь с Пашкой у нас. Собирай вещи, Зоя.
Муж мгновенно вскидывается:
– Только через мой труп. Зоя никуда не едет. Паша – тоже.
– А вот это не тебе решать! – кипишует папа и смотрит: – Зой, ты же едешь? Давай, доня, не сиди, пакуй чемоданы.
На кухне появляется заспанный сын и, уловив последние слова деда, спрашивает:
– Ма, мы че… Переезжаем?!
Три пары глаз смотрят на меня.
Сердце подскакивает к горлу.
Все ждут.
Ждут моего ответа.
Глава 9
Зоя
А я вдруг понимаю, что не могу… Не могу взять и уйти из этого дома. И дело не в отсутствии у меня гордости или боязни сложностей. Да, я не пропаду. И даже если Митя рогом упрется, включит ублюдка и станет грозить безденежьем, я не пропаду.
Мой бизнес разросся, приносит пусть небольшой, но стабильный доход, который понемногу растет из месяца в месяц. То есть с голода не помру ни я, ни Пашка, если он решит пойти вместе со мной, конечно. В чем я, честно говоря, не уверена.
Я могу потянуть себя, наши повседневные затраты, но потяну ли дорогостоящее увлечение спортом, не уверена. Плюс сын мечтает об учебе за границей, и это тоже будет требовать денег.
Жизнь, она такая, знаете ли, иногда приходится поступиться идеалами и собственным недовольством ради исполнения мечты.
И я, черт побери, хочу верить, что смогу не обижаться на Пашку, если он из всех этих соображений решит остаться с отцом, который уж точно постарается обеспечить ему все‑все самое лучшее.
Но из дома мне уходить не хочется.
Я помню, как впервые переступила порог этого дома, вместе с Митей.
Тогда дом был просто стенами, мне в нос бросился одуряюще вкусный запах дерева, стружки.
Из окон лился свет, а вдали виднелась опушка бора, и Митя поделился: «С сынишкой там бегать будем…» Потом он начал фантазировать о внутреннем наполнении нашего дома, мы немного закусились на тему кухни‑гостиной…
Но все‑таки наше будущее в этом доме я увидела сначала его глазами, влюбившись в фантазию, и только потом прошлась поверх его мечт собственной фантазией, отполировав детали. Хитро, по‑женски думая, что его категоричность в некоторых моментах можно сгладить. Я знала, как именно…
В этом доме прожита целая жизнь.
А сколько времени я потратила на всякие уютные мелочи… Сколько хороших праздников мы здесь отметили!
А наши вечера? Наши ссоры и примирения… Даже Митьку в расчет не беру. Мне с Пашкой повоевать пришлось, ух как…
До сих пор иногда воюем.
Блин, а цветник? Мои астры капризные, мои пышные красавцы георгины, мои… Они тоже все мои детки! И что – бросить все это?
Чтобы потом здесь какая‑нибудь ублюдская Розочка ходила и трогала все это… Сидела на диване, за цвет обивки которого я развернула целую военную кампанию, забросила ножки на пуф с маминой вышивкой, запустила какую‑нибудь мерзкую, такую мерзкую, как и она, шавку… и загадила… загадила все. Спалила первую же курицу дочерна в моей духовке!
О нет…
Такая волна злости во мне поднялась, просто ух…
Да я… Да я лучше оболью бензином и подожгу этот дом, чем уйду сама и оставлю его Мите и его новой дырке, поганой шалашовке.
Вот уж нет…
Я сама не заметила, как уперла руки в боки и воинственным взглядом обвела гостиную.
МОЮ гостиную.
