Ревизор: возвращение в СССР 32
– Да‑аа! – вылез он из‑за стола и направился к нам. – Девка!
– О, ну всё! Одна невеста у нас есть! – обнял я его. – Поздравляю, папаша!
– Эх, всё пропустили! – с деланным сожалением проговорил Юрич и тоже принялся поздравлять счастливого родителя.
Не думал, что кто‑то будет обсуждать в такой момент производственные дела, но Захаров позвал нас с Мещеряковым на противоположный конец стола, где с ним рядом сидели Бортко и Ригалёв.
В этот раз наше совещание в ограниченном составе проходило в необычной обстановке, ну так уж получилось. Сатчан разливал коньяк собравшимся вокруг него товарищам на другом конце стола, а мы решали, кого назначить кураторами наших новых предприятий. К нам пришло три новых объекта. Захаров предложил, раз мы пообещали Гончаруку взять его в команду, то пусть он свои объекты и продолжает курировать.
– Павел, а тебе предлагаю вплотную заняться трикотажной фабрикой, – проговорил Захаров. – Ну, не может такое производство быть настолько малоприбыльным. Не тянули они, похоже, совсем лямку…
– Виктор Павлович, я бы с удовольствием, но это на этой же фабрике работает любовник Быстровой, если я верно помню… Правильно, Александр Юрьевич?
– Трикотажная фабрика «Луч», – ответил Мещеряков. – Вы про неё говорите? Тогда да.
– Про неё, – подтвердил Захаров.
– Я с удовольствием ею займусь, – сказал я, – если вы там руководство поменяете. А так… Мне только не хватало, чтоб Быстрова про меня что‑то такое узнала, она же совершенно без тормозов!
– Согласен, – кивнул Бортко. – Но проанализировать работу фабрики и заочно можно. Как с меховой когда‑то ты работал на дому…
– Это пожалуйста. Это сколько угодно, – тут же согласился я.
– Тогда так и сделаем, но сразу увольнять человека не с руки, надо просто поставить условие, чтобы он от Регины отказался. А то пойдет он куда‑то обиженный на нас, а знает много чего лишнего. – махнул рукой Захаров. – Ну что, товарищи? У нас сегодня дочь полка родилась? – решил он отложить остальные дела. – Как назовём?
– Прасковья! – выдал хорошо уже выпивший Нечаев.
– Чего? – удивился Сатчан.
– У меня мать так звали, – пояснил тот.
– Да вы что!? – решил я выручить друга. – Жена на него обидится, если он ещё и имя ребёнку сам будет давать. У девочки и так будет его фамилия и отчество.
Мужики заржали, а я подошёл к Сатчану.
– Ты на машине? – спросил я.
– Угу, – слишком резко кивнул он.
– Я тебя отвезу домой. А то мне перед Риммой будет неудобно, если ты машину поцарапаешь.
Под этим предлогом не пил совсем, зато покушал и попарился. Баня, в этот раз, у мужиков не пользовалась спросом, и мы с Мещеряковым оторвались на славу, не пропадать же пару. Он тоже не стал пить, если не считать граммов пятьдесят коньяка.
Уводя хорошо поддатого и счастливого Сатчана домой, попрощался со всеми и напомнил Мещерякову позвонить завтра адвокату насчёт моей просьбы. Мужики ещё остались гулять. Выпивки и закуски было ещё полно. Но Сатчан волновался, что дома тесть с тёщей ждут…
***
Москва.
Регина ждала Юру, но настроения совсем не было. Уходить из МГУ не хотелось. Тем более не хотелось уезжать в другой город и выходить там замуж непонятно за кого. Хуже всего то, что совсем не с кем было поделиться и посоветоваться. Она так накрутила себя за те сутки, что прошли с момента визита Володина, что руки начали трястись.
Когда Юрий пришёл, он сразу заметил и тревогу в глазах любимой женщины, и дрожащие руки.
– Та‑аак… Что случилось? – сразу потребовал он ответа и Регина сама не поняла, как рассказала ему всё.
Ничего себе! – слушая любовницу, думал Головин. – Так она, получается, тоже член нашей команды?! А Некрасов‑то почему ничего не сказал? Наоборот, просил за ней приглядывать… А ей, небось, сказал за мной присматривать! Вот же урод!
Но на самом деле, Головин испытал глубочайшее облегчение, потому что его тревожил очень щекотливый момент… Ему очень нравилось, что рядом с ним молодая и красивая девушка, и он боялся ее потерять. Так что он, стараясь произвести на Регину впечатление, позволил себе наговорить лишнего об их делах. Его это сильно беспокоило, но сейчас, когда Регина ему во всём призналась, он несказанно обрадовался. Оказывается, он никого не подставил и сам не подставился, как он долгое время думал. Между своими‑то можно поделиться секретами. Верно? И вообще, сейчас многое начало вставать на свои места. Например, почему Регина ничего не расспрашивала и не уточняла про его дела на фабрике, о которых он ей растрепал? Она, просто, и так всё знала…
Когда же он с немого ликования переключился, наконец, на происходящее и включил критическое мышление, вся история, рассказанная Региной, показалась ему абсолютным бредом. Особенно его возмутило требование к ней бросить МГУ, уехать из Москвы и выйти замуж…
– А больше Володину ничего не надо?! – с вызовом спросил он. – Детка, он тебя просто запугать хотел! Кто его посадит? У него такие связи! Это даже не обсуждается! А тебя кто посадит? За что? За письмо? И как тебя посадить, не посадив его? Ты только с ним и общалась… Успокойся, моя дорогая! Никто никуда не сядет. Сама подумай, ну нашла ты письмо о нарушениях, сразу в райком отнесла, чтобы меры приняли… Что в этом такого? Это поступок законопослушной комсомолки! Володин же не будет никому рассказывать, что он тебе процент от незаконной деятельности предприятия за это обещал. Он жути тут перед тобой нагнал, а ты и поверила.
– Но зачем он так? – начала рыдать Регина. – Я целые сутки ждала, что ко мне вот‑вот придут из милиции!
– Бедная моя девочка! Не бойся ничего. Живи, учись, радуйся жизни… Всё будет хорошо. Я тоже кое‑что могу, между прочим.
– А может, он, просто, платить мне больше не хочет? – осенило Регину.
– А сколько он тебе платил?
– Сто пятьдесят рублей в месяц, – решила Регина слегка преувеличить сумму содержания, на всякий случай.
– И из‑за ста пятидесяти рублей он тебе такой концерт устроил? – потрясённо смотрел на любовницу Головин. – Крохобор! Да пусть он ими подавится! Да я сам дам тебе эти деньги, ты, главное, не переживай!
– Правда? – сразу успокоилась Регина. – Ну и пусть тогда, в самом деле, подавится…
***
Москва. У дома Ивлевых.