Ревизор: возвращение в СССР 32

– Может, добавить лавки и перед песочницей? – предложил я.

– И сидеть спиной ко двору? – поморщилась Галия. – Лучше там невысокое бревно гимнастическое установить.

Стали продумывать игровые зоны. Начали с малышовой. Жена сразу предложила игровой домик туда включить и невысокую открытую горку, чтобы мамочкам удобно было подходить со всех сторон и детей страховать. Качелей решили сделать не меньше трёх, детей у нас во дворе много. Галия вспомнила про качалку‑противовес для двоих.

– Надо бы ещё качалок на пружинах для малышей сделать, – произнёс я задумчиво. – Схожу на автобазу, поговорю с мужиками, подберём каких‑нибудь пружин автомобильных…

С площадкой для старших детей было проще. Турники, шведские стенки, рукоходы. Горку тоже предусмотрели. Предложил ещё горизонтальную сетку из каната сделать, но жена не поняла, что это такое.

– Ну, как на парусниках, – объяснил я, – в кино, разве, не видела ни разу?

Качели для старших детей тоже предусмотрели. Жена обещала нарисовать всё это. А мне надо пока решить, на каком заводе всё это заказать.

В пятницу с самого утра поехал на завод «Красный металлист». Черкашин уже стоял у проходной, когда я подъехал. Альникин прикатил на четыреста третьем голубом «Москвиче». Он сразу понял, что мы его ждём и направился к нам. Тоже высокий, как мы с Черкашиным, взгляд его метался с меня на него, он, явно, не мог понять, кто же из нас с ним вчера договаривался.

– Здравствуйте. Это я вам вчера звонил, – поспешил объяснить я, улыбаясь. Зачем человека в неловкое положение лишний раз ставить, если планируешь с ним сотрудничать в дальнейшем?

– Альникин, – протянул он мне руку.

– Ивлев, – представился я, – а это товарищ Черкашин.

– Отлично, – пожали они друг другу руки. – Ну, ведите нас, товарищ Черкашин. Сначала в отдел кадров.

Проходную прошли без препятствий, помогло мое удостоверение из Верховного Совета. Моих спутников пропустили как сопровождающих меня лиц. Так что наше появление в отделе кадров было неожиданным. Если с проходной куда и позвонили, о том, что человек из Верховного Совета пришел на завод, то явно лишь директору, и тот нас у себя, скорее всего, ждал. Пришлось подождать, когда личное дело Черкашина найдут в архиве. Но всё так и было задумано, чтобы не успели подчистить…

Пока дело искали, появился и директор. Скорее всего, начальник отдела кадров его велела позвать. Вмешиваться не стал, поздоровался с нами, и присел неподалеку. Никаких вопросов, что мы делаем на его заводе, не задавал – помог наш недавний представительный визит с делегацией по линии Верховного Совета. Он был уверен, что это официальное его продолжение, а я не стал его никак в этом разубеждать.

Мне было интересно, насколько современное трудовое законодательство отличается от того, к которому привык в будущем. Поэтому сидел рядом с юристом и ловил каждое его слово. Он сразу обратил внимание, что в акте о нахождении работника в состоянии алкогольного опьянения все подписи проставлены одной ручкой, а в акте об отказе Черкашина в нём расписаться разными…

А расписываться он в нём не стал, так как вообще не знал, что его составляли. Зато сегодня он изучил оба документа вдоль и поперёк. Его заинтересовали подписи в актах. Помимо уже уволенного мастера Мурзина, в актах расписался бывший начальника цеха, который уже вышел на пенсию, как нам объяснила начальник отдела кадров Стрельникова.

Но больше всего Черкашина потрясла третья подпись. Третьим в обоих актах расписался второй мастер цеха Вдовин, который сейчас стал начальником цеха.

– Михалыч? – недоверчиво поднял на нас глаза Черкашин. – Но почему? Он же нормальный мужик…

– Вы эти документы раньше видели? – сразу заинтересовался этим фактом Альникин.

– Нет, конечно… Я б такого не забыл, – уверенно ответил Черкашин.

– На мой непредвзятый взгляд, – положил два акта рядом юрист перед начальником отдела кадров, – подпись товарища Вдовина в одном из этих документов подделана.

– В каком? – скрестив руки на груди, недобро взглянула на него Стрельникова.

– Может, у него самого спросим? – предложил я, хотя и так ясно было, что в акте об опьянении его подпись сделана той же ручкой и рукой, что и подпись Мурзина.

Дальнейшие разборки, что учинил адвокат, доказали эту мою догадку. Вызванный по приказу директора Вдовин открестился от первого акта с вполне искренним возмущением. Причём припомнил, что акт об отказе Черкашина расписаться в первом акте оформили позднее и он подписал его только потому, что сам видел, что Черкашин психанул и послал Мурзина по матери.

А тот опять разнервничался и вместо того, чтобы дать слово адвокату, начал ругаться, что тут работают одни жулики! Покрывают друг друга… Еле уговорили его с Альникиным помолчать немного.

– Борис Андреевич! Вы хотите продолжить здесь трудиться? – спросил он Черкашина.

– Да видал я этот завод! Ноги моей здесь не будет! – в ярости прокричал он.

– Тихо, тихо… Тогда предлагаю вам исправить статью в приказе об увольнении товарища Черкашина и запись в трудовой, – произнёс Альникин, глядя на директора.

Они сверлили друг друга глазами несколько мгновений, но в конце концов, директор сдался и нехотя кивнул.

– Когда товарищу Черкашину принести трудовую? – спросил Альникин.

– На следующей неделе, – ответила начальник отдела кадров, переглянувшись с директором.

На том мы и разошлись.

– А почему мы не стали официально оспаривать подпись Вдовина на акте о нетрезвом состоянии? – поинтересовался я, когда мы уже вышли с Альникиным и Черкашиным на улицу.

– А смысл какой? – ответил мне юрист. – Исправить статью они и так согласились.

– Можно же было восстановиться и получить зарплату за всё время вынужденного прогула? – предположил я.

– Нет. Оспорить увольнение на таких условиях можно было только в первый месяц после увольнения, – ответил он. – Сейчас уже ни один суд на это не пойдёт…

– То есть, мы сегодня выжали максимум из этой ситуации? – уточнил я для Черкашина.

– Да.

– И сколько мы вам должны за помощь?

– Времени потрачено немного… пятьдесят рублей, – ответил он.

– Спасибо, – схватил его руку Черкашин и стал благодарно трясти. – Вывели этих аферистов на чистую воду!

Он попросил у адвоката телефон и адрес работы, чтобы отблагодарить уже не только на словах. Явно с собой у него столько денег не оказалось. Я подумывал было сам тут же расплатиться с юристом, но понял по лицу Черкашина, что тот обидится. Даже если у тебя полно денег, ты не вправе считать, что каждый, кого ими облагодетельствуешь, будет тебе благодарен. Тем более советское время, деньги многими рассматривается всерьез, как зло, с которым разберутся, построив коммунизм. Даже те, кто уже не верит, что к 1980‑му году он будет построен. Так что все, что связано с деньгами, вопрос уж больно щепетильный… Но ничего страшного. В принципе, все проблемы Черкашина с будущим трудоустройством по специальности я решил, так что да, полсотни он и сам может отдать. И его благодарность за помощь мне не будет омрачена воспоминанием, что я пытался еще и денег сунуть его же юристу…