Ревизор: возвращение в СССР 37
– Да уж. Путешествие путешествию рознь, – усмехнулся муж, присаживаясь на кровать рядом с ней. – Если бы мы все это время провели в Ницце на пляже, ощущения были бы совсем другими, я думаю.
– Это точно, – усмехнулась Диана, – от пляжа я бы так не устала.
– А скажи мне, – спросил вдруг Фирдаус с интересом, – тебе больше нравится в Больцано или в Москве?
– А почему ты спрашиваешь? – удивленно взглянула на мужа Диана, совершенно не ожидавшая такого вопроса.
– Ну, ты просто сказала сейчас, что рада оказаться дома. А мы в Больцано, в доме дяди… Вот мне и стало любопытно… – пояснил Фирдаус.
– Я вообще не думала про конкретное место, когда это говорила, – немного подумав, пояснила Диана. – Я имела в виду, что рада оказаться в кругу семьи, среди близких людей. А где именно, в Италии или в СССР – это дело десятое. Главное, чтобы среди своих.
– Понимаю и очень ценю такое твое отношение к семье, любовь моя, – довольно произнес Фирдаус и нежно поцеловал жену. Ему очень по душе пришлось то, что Диана чувствует себя в его семье своей.
– Надо нам уже как‑то себя в порядок приводить и спускаться, – сказала Диана.
– Да, – кивнул согласно Фирдаус, – вечером родители праздник устраивают по случаю нашего приезда, надо подготовиться.
– Ох! А где? Много народу будет? – поинтересовалась Диана.
– Не тревожься. Я так понял, что планируется вечер в семейном кругу в торжественной обстановке, – пояснил муж. – Отец сказал, что будем только мы вдвоем и они с мамой.
– А, отлично тогда, – улыбнулась Диана. – Сможем спокойно отдохнуть и пообщаться. Чудесно.
– Но нарядиться придется, – сообщил Фирдаус, – отец настаивал, чтобы все было торжественно.
– Я тогда новые украшения надену, – загорелась идеей Диана. – Интересно, как они родителям понравятся…
***
Берлин
На встречу с мэром берлинской столицы я отправился совершенно обыденно. Прежде всего, конечно, отпросился у Эммы Эдуардовны. Она сразу всем сказала, что без её ведома никто во время проводимых мероприятий на фестивале, в которых наша группа задействована, не имеет права никуда отлучаться. Как и был заранее полностью уверен, разрешение от Эммы Эдуардовны на этот поход к Вилли Петерману, я, конечно же, немедленно получил.
Где находится берлинский горком, я ещё вчера уточнил у Мартина. Он, конечно, был очень впечатлён тем, кто именно мне поручил передать подарок берлинскому мэру…
Сказал, что гораздо лучше будет туда пройти не от нашей гостиницы, расположенной, как я и предполагал, на самой окраине столицы, а от того самого стадиона, расположенного почти в центре. На него нас как раз утром и привезли, так что я оттуда сразу и направился для визита к мэру. Мартин, описав маршрут и его финальную точку, заверил меня, что я точно не пройду мимо. И верно, это огромное, почти квадратное здание с гербом на крыше над входом невозможно было не заметить издалека…Оно подавляло малоэтажную застройку вокруг, хотя само по себе не было слишком уж высоким, этажей пять всего …
Войдя в здание, я тут же подошёл к молодому полицейскому, стоявшему прямо на входе, и изложил цель своего визита, нимало не сомневаюсь в том, что он говорит по‑русски. Русский в немецких школах сейчас первый иностранный язык, так что у него не было ни одного шанса не знать его. Тем более, находясь на посту в таком специфическом месте, наверняка сюда время от времени заходят иностранцы. Так оно и оказалось. Акцент, конечно, у него был специфический, но он меня прекрасно понял.
Помощник Захарова сказал мне, когда передавал подарок, что Петермана предупредят о моём визите. Что в принципе логично, потому что мало ли какой сумасшедший с улицы зайдёт и скажет, что он принёс подарок от кого‑то из‑за рубежа. Что его, сразу же к мэру пускать с этим подарком, что ли? А вдруг он соврал и там бомба?
Полицейский пошёл к вахтёрам договариваться по поводу моего визита. Конечно же, они тут же сделали звонок. Скорее всего, в приёмную, не зная немецкого, я не могу точно это знать. И как я и ожидал, получили подтверждение о том, что меня тут ждут.
После чего полицейский вернулся ко мне и любезно попросил обождать, сказал, что сейчас за мной спустятся. Это порадовало, потому что блуждать по огромному зданию с табличками на дверях на иностранном языке без всякого сопровождения я и сам бы не хотел…
За мной спустилась женщина лет пятидесяти, которую сразу, увидев ее издалека, иначе, как фрау, я назвать бы и не смог. Строгие черты лица, пучок седых волос на затылке, строгая официальная одежда серого оттенка. На ней она смотрелась, как униформа, хотя, совершенно точно, ею не была. Выглядела она так сурово, что прямо сходу бери её и без проб устраивай в «Семнадцать мгновений весны» в эпизод, где пытают радистку Кэт… В качестве понятно кого…
Но, когда она увидела меня, то тут же невероятно преобразилась. Вот что значит профессионализм высшей пробы! Внешность сотрудника гестапо немедленно куда‑то исчезла, передо мной стояла улыбчивая бизнес‑леди, встречающая высокопоставленного гостя.
– Павел Ивлев, верно? – спросила она и даже пожала мне руку, когда я подтвердил, – а я помощница первого секретаря берлинского горкома. Эльза Эбнер.
– Очень приятно! – сказал я, немного пораженный такой трансформацией.
– Пойдемте же, товарищ Петерман очень вас ждёт! – сказала она, и повела меня за собой.
Петерман оказался невысоким худым человеком лет сорока пяти. Лицо впалое, с выступающими скулами, седая грива волос. Когда Эльза ввела меня в его кабинет, он встал, встречая меня.
– Товарищ Захаров столько мне про вас рассказал, Павел! – сразу же сказал он, я даже и подарок не успел еще из портфеля достать.
– Надеюсь, только хорошее? – пошутил я.
– Конечно! – предпочел он не заметить шутки, – мол, вы и внешней политикой интересуетесь, и в газете работаете, и на радио выступаете!
– Все верно, – подтвердил я, – правда, я немножко удивлен, зачем товарищу Захарову нужно было это сообщать…
– Ну как же! Уверен, что он способен отличить молодое дарование от обычного студента. И вероятно, хотел, чтобы мы с вами что‑нибудь придумали во время нашего общения, что может быть полезно для укрепления связей между нашими столицами, Москвой и Берлином.
Если это так, то Захаров мог бы мне и сказать об этом, когда передавал подарок, – подумал я удивленно, но потом сообразил, что это неважно. Пусть сам Петерман по этому поводу думает, что хочет. Мое дело – подарок передать…
Но нет, все оказалось сложнее. Я понял это, едва Петерман продолжил:
– Вот я и подумал, что поскольку вы тут будете целую неделю с лишним, вам стоит выступить на нашем радиоканале. Я уже договорился на Rundfunk der DDR, что вас пригласят на Radio DDR 1. Осталось понять, с чем именно вы бы хотели выступить…
Размышлял я недолго. Дежурить безвылазно неделю на стадионах на жаре во время соревнований спортсменов или для разнообразия выступить по немецкому радио? Неплохое предложение…