Счастье в добрые руки

Женя и рад был бы забыть Ирину, выкинуть из головы, но как забудешь, если они вообще‑то работают вместе?

Нет, хозяйственный Николай даже в свой медовый месяц подсуетился – позвонил и предложил своему супер‑химику:

– Ирина, если что, вы только скажите, я вам отдельную лабораторию сделаю. Хотите – в Питере, хотите, в Москве или у нас, во Владимирской области. Короче, где скажете!

Ирина поблагодарила, но осталась на своём месте.

Она вовсе не сомневалась в собственном решении, не пыталась «не сжигать мосты», просто сам Евгений очень просил не уходить:

– Я понимаю, что ты себе работу в любом случае найдёшь – даже вон к Кольке перейдёшь и всё, а мне куда деваться? Я‑то где отыщу себе такого универсала‑химика? Да ещё с пониманием того, что могу на него полностью рассчитывать и быть уверенным в его исследованиях?

Сама Ирина от лицезрения Жени вовсе не страдала, его тоскливые взгляды старалась не замечать, разумно полагая, что с этим он как‑нибудь сам справится.

– И чего ради мне‑то мельтешить? – в один прекрасный день спросила Ира у своего кота Семён Семёновича Горбункова.

Кот лениво прижмурился, зевнул, перетёк на её колени и абсолютно очевидно пояснил, что любое мельтешение – занятие зряшное и неразумное!

– Вот и я говорю, мой золотой! Не надо суетиться по ерунде! Впрочем, тебе это и не к лицу. То есть, не к морде!

Ирина с удовольствием осмотрела Семён Семёновича – с того самого момента, как они встретились, кот изменился – выросла густая шелковистая шерстка, переливающаяся на солнце достойным и солидным блеском, округлилась физиономия, прибавилось основательности в районе, который люди называли бы талией.

– Вот уж кто похорошел! – одобрила Ира. – Хотя ты у меня всегда самый красивый был.

Кот ничуточки в этом не сомневался, впрочем, был готов поделить пальму первенства с Ирой. На его взгляд, ей до идеала не хватало только шёрстки, полосок и хвоста.

Он с некоторым сожалением коснулся лапой её лица, но тут же простил Иру за это несовершенство – просто потому, что её любил.

По странному совпадению Ира тоже думала о любви – точнее, о том, что ей как‑то не очень с этим везёт.

– А может, наоборот? Может, как раз очень везёт? Живу спокойно, без вулканических страстей, без выяснения отношений или чужого недовольства моими недостатками, ровно и приятно. Вот и думай, можно ли это назвать невезением?

Ирина пораздумывала и решила, что точно нельзя.

Именно из‑за этого она одним махом расправилась с тётушкой, которая сдуру решила снова поучить её жизни, позвонив ей в обеденный перерыв.

– Неужели же ты настолько глупа, что всё‑таки рассталась с Мироновым?

– Тётенька Сонечка, а помните, вы мне как‑то про вашего однокурсника рассказывали? – милый тон племянницы тётушку сбил с толку.

– Про какого именно?

– Да про того, у которого никак практические работы не получались.

– Ааа, конечно, помню!

– А может, вам его как научного эксперта пригласить? Ну, у вас же исследования идут… наверняка его мнение вам очень пригодится!

– Ира, ты что? С ума сошла? О чём ты? Что ты несёшь? Как можно звать экспертом человека, который на данном поприще сам ничего не достиг? – возмутилась Софья.

– Вот и я о чём, тётушка! Вы же сами говорили, что брак у вас был неудачным, больше замуж вы не вышли, так почему мне советы раздаёте, да ещё те, о которых я вас не просила?

Ира вовремя выключила смартфон и улыбнулась сама себе.

– И как я раньше не замечала, что во мне столько семейных черт? Вот, например, язвлю чисто в дедовском стиле, разве что с поправкой на возраст и пол! Аж приятно!

Академик Вяземский, к которому Соня в состоянии вулкана Этны перед взрывoм прибыла жаловаться на племянницу, внимательно выслушал дочь, а потом довольно улыбнулся:

– Ирина абсолютно логична и безукоризненна в выводах! Я ею прямо горжусь! А ты… не лезь в её жизнь – она сама разберётся!

И, уже в спину обескураженной дочери, добавил:

– Так же, как это сделала в своё время твоя мать.

Так что Ира расчудесно чувствовала себя в своей лаборатории, а также дома – в квартире с котом, или, приезжая к маме или к деду за город, благо расстояние между их домами было невелико, короче, буквально везде!

Евгений же маялся, старался приезжать к Ирине только по крайней рабочей необходимости, правда, ровно до того момента, как не попал на съемочную площадку, где работали над рекламным роликом по его кормам.

На площадке гомонил режиссёр:

– Так, Светочка, душа моя, ты помнишь, что мы снимаем, да?

– Ачтотакое? – бесспорно красивая молодая женщина безмятежно оторвалась от смартфона.

– Не «чтотакое», а это не ролик про шоколад! Если ты думаешь, что я забыл, как ты меня чуть с ума не свела перманентным исчезновением реквизита, то ты ошибаешься!

– Да что ты на меня гнусно наговариваешь? – возмутилась Светлана, поправляя волосы. – Не видела я никакого реквизита! Не помню!

– Ага, а клич съёмочной группы «остановите актрису, она жрёт реквизит» ты тоже не помнишь?

– Поклёп! – с энтузиазмом откликнулась Света, потихоньку отодвигая в сторону миску с кормом…

– Она меня с ума сведёт! – пожаловался режиссёр коллективу, – Я же у неё двадцать раз спрашивал, не видела ли она шоколад, а она мне так серьёзно, мол, какой такой шоколад, вообще не видала! И сама почему‑то всё помаду поправляет! А потом я присмотрелся…

– И кто виноват в том, что у кого‑то слабое зрение? – наслаждаясь каждой секундой перепалки, уточнила Светлана.

Женя даже забыл, зачем на площадку‑то приехал – пытался не расхохотаться. Очень уж ошарашенный вид был у режиссёра и серьёзно‑вопрошающий, у актрисы. А ещё… ещё он видел то, что съёмочная группа пока не заметила – актриса‑то миску с кормом отодвинула, а горсточку её содержимого перекинула в салфетку и потихоньку похрустывала им.

Дискуссия развивалась, расцветала и полнилась доводами, аргументами и контраргументами.

– Ты что, забыл мой принцип? – вопрошала режиссёра Светлана.

– Который из них? – простонал несчастный, хватаясь за голову.

– Принцип профессиональной неприхотливости! – гордо провозгласила Света: – Где положили, там и сплю, что дали, то и еда.