Счастье в добрые руки

Например, недавно выдал, что в разводе виновата мать – дескать, если бы она больше внимания папе уделяла, то он бы и не ушел…

Старшая сестра едва не пристукнула юного специалиста в семейных отношениях, но он не унимался.

– Вот тётя Зоя красивая, а мама… она же не следит за собой.

Ларисе, которая шла уточнить, что у них там за возня, и случайно услышала это, подобные высказывания были как пощечина – она вполне ухоженно выглядела для своих сорока шести лет. Да, конечно, не как Зоя, которой было тридцать, но возраст‑то куда девать, если женщина не актриса, не модель и не может всё своё время тратить на бульдожью хватку в собственные, пусть и давно минувшие двадцать пять?

Да, Макс тоже что‑то такое высказывал, когда уходил, и то, что сын повторяет слова отца, стало болезненной занозой, застрявшей где‑то в области солнечного сплетения.

Дальше‑больше…

– Зоя разрешает чипсы без ограничений! И колу! А ты вечно бухтишь, что так нельзя!

– Зоя не заставляет делать уроки. А ты прямо заставляешь! Я устал, мне надоело!

– Мы с папой и Зойкой все выходные в аквапарке и на аттракционах гуляли, а потом на автошоу пошли и в ресторан. А ты вечно занята. Чего‑чего? Ну и что, что уроки не делал, пааадумаешь!

И вот сегодня от сына прилетел «контрольный выстрeл»:

– Я хочу жить с отцом! Имею право выбрать и выбираю!

 

Глава 4. Развилка для решений

 

Лариса парковала машину во дворе дома и всё пыталась понять, как же ей разговаривать с сыном.

Да, понятно, что отец устраивает ему праздники, каждый раз, когда Даня к нему приезжает, но невозможно жить праздниками каждый день.

– Это закончится плохо! И питаться так нельзя, и уроки… ну, хорошо, сейчас каникулы начались, но дальше‑то всё равно будут эти самые уроки! Будут проблемы в школе, сложности со здоровьем! Ему же вообще фаст‑фуд часто нельзя – желудок начинает болеть.

Лариса неоднократно замечала, что сын жалуется на то, что у него живот болит, когда от отца приезжает.

– Как что‑то болит – так ко мне, и то… только перестанет болеть, сразу, «а почему ты мне опять какую‑то безвкусную еду готовишь? Да потому, что ты перед этим два дня лопал всякую ерунду, и организм надо привести в норму. Но как это объяснить, чтобы это не было скучно, занудно и надоедливо? Как объяснить, что надо делать эти проклятые уроки? Можно подумать, мне самой они нужны!

Она так и сидела за рулём, пока в окошко машины не постучали.

– Мам, а ты чего тут? – Cашка, окончив институт, работала в семейной компании вместе с мамой, бабушкой и дедом.

– Ой, ты уже пришла? – Лариса постаралась сделать вид, что всё расчудесно. – А это я просто задумалась!

– Так, колись, чего случилось? Ты с утра никакая. Братец?

Лариса невольно улыбнулась. У дочери ещё в детстве проявилось необычное качество – она исключительно удачно анализировала происходящие вокруг события, каким‑то непостижимым образом делая выводы…

– А почему ты так решила? – поинтересовалась Лариса.

– Потому, что я уехала на работу раньше, и когда уходила, всё было чудесно. Ты приехала позже на час и уже никакая, явно плакала. Нет, возможно, тебя кто‑то расстроил по дороге, но ты не стала бы расстраиваться из‑за ерунды целый день. Бабушка и дед в порядке, остаюсь я и Даньчик. Я тебя точно не расстраивала… Ну, так что он натворил?

– Эээ, он сказал, что хочет жить у отца – имеет право!

Лариса ожидала возмущения дочери, но Сашка призадумалась, смешно наморщила нос и сказала:

– И только‑то?

– Саш! Ну, как ты так спокойно об этом? Ты же прекрасно понимаешь, что я не могу его отпустить! У него желудок, а там постоянный фаст‑фуд. Потом, если его не гонять с уроками, он их и делать не будет. Ну, ладно, сейчас каникулы, но потом‑то… А ещё… он же в таком восторге от отца, а потом…

– Мам, это всё понятно, но ты не права!

– В чём это? – удивилась Лариса.

– Ты говоришь, что не можешь его отпустить – ты НЕ отпустить его не можешь! Он старше десяти лет, действительно имеет право выбирать, с кем он хочет быть.

– Но Саш…

– Мам, давай прикинем. Вот, у тебя есть развилка – отпустить или нет. Если отпустить…

– Я не могу!

– Хорошо, выбираем «не отпустить». Силой удержать ты его не можешь. По закону – не имеешь права. Можешь только убедить. А чем? Ты начнёшь ему рассказывать про его желудок, про уроки, про кучу всяких мелочей, от которых у него морда лица такая, словно он съел скучную манку с кислым лимоном в прикуску. Неужели он от этого передумает?

– Нет… но, как же мне ему объяснить?

– Да никак! Словами не получится. Понимаешь, Данька уже всё решил. Ему там насыпали бочку печенья и бочку варенья, вот он и рвётся. Так что если ни удержать, ни убедить ты его не можешь‑ просто…

– Просто что? – насторожилась Лариса.

– Озадачь! – рассмеялась Сашка. – Он привык, что ты носишься вокруг как курица за цыплёнком, что ты всё делаешь. Так привык, что стал ноги вытирать, тем более что ему и отец и бабушка Валя прямым текстом постоянно свистят в оба уха, что мы тут не такие и не этакие, а он – их породы, а ты обязана ему делать и то, и это, и вдогонку ещё чего‑нибудь.

– Да… как‑то так и получается, – невесело откликнулась Лариса, которая преотлично видела, что за последний год сын всё больше и больше расходился и вёл себя всё хуже.

– Мам! Давай вернёмся к нашей развилке! – напомнила ей Сашка. – Мы уже вычислили, что НЕ пускать его ты не можешь. Поняли, что всё, что ты сейчас скажешь, он не воспримет, слова не разумеет, а раз так, пусть ему будет объяснение действием.

– То есть будет проблемы с желудком, с обучением и прочим? – невесело спросила Лариса.

– Ма, ты ж не сможешь его на поводке всю жизнь водить. Ему двенадцать. Он сейчас или сообразит, что слова – это не пустой звук, что за своё здоровье, он хотя бы частично, и сам в ответе, что учёба нужна ему, а не тебе, что надо как‑то голову включать, когда тебя ублажают, как поросёнка на откорме.

– Или сообразит… или?

– Или вырвется, когда будет старше, уже тогда старательно испортит себе желудок, перестанет учиться, свяжется с любой мошеннической компанией, а потом обвинит во всём этом тебя, потому что ты его к отцу не пустила! – Сашка погладила маму по плечу.