Счастье в добрые руки
Правда, вода, наверное, и камень точит… Нет, видимо, не каждый, но Максим Викторович оказался камнем податливым. Сначала стал прислушиваться, позволял матери растравлять своё недовольство женой, потом и сам жаловаться стал – не так приготовила, не этак подала, внимание не уделила. Потом и вовсе усомнился – ДНК‑анализ дочери всё‑таки сделал. Получил на руки результат, убедился в том, что Сашка точно его. И нет бы на этом успокоиться, раз уж убедился… Недовольство копилось и копилось, стало казаться, что он‑то достоин большего, чем торгашка рядом с ним.
Единственное, что не вызывало никаких замечаний – это сын. Даниил был его абсолютной копией. Тут уж даже Валентина Петровна не нашла к чему придраться… сначала не нашла.
– Она же воспитает из него такого же, как она сама! Как Сашку! Нет‑нет, что хочешь делай, но Данечка в нашу породу, и воспитать его надо нам!
Даня всегда знал, что от любого неприятного дела или занятия можно ускользнуть, если пожаловаться отцу или бабушке Вале. Правда, это не всегда получалось – отец работал, бабушка была далековато, так просто самому и не доехать. Но он рос, возможностей появилось больше, вот он ими и пользовался.
Сашка, с её аналитическими способностями, всё это видела расчудесно. Собственно, именно она и была главной противницей всех бабусеВалюсиных подходов. Правда, действовала разумно – не в лоб. Так что даже не была опознана, как серьёзная противоборствующая сила.
– К бабуле едешь? Ну давай! Хорошее дело. А главное‑то что? Серёге хорошо будет.
– А чем это? – Даня вечно соперничал со своим приятелем Сергеем.
– Он‑то уроки выучит и умоет тебя завтра по полной! Но это и ладно. Не всё ж тебе его…
Сашка тихонько усмехалась, когда брат, сердито прищурясь, отменял визит и садился за уроки.
Саша вообще знала о жизни семьи несколько больше, чем об этом думали окружающие.
Например, то, что у отца кто‑то появился, она уловила задолго до его ухода. Где‑то за полтора года!
Поведение, систематические задержки, прорывающееся всё чаще раздражение, а главное – полный отказ от попыток как‑то сдерживать грязевой поток, высказываемый Валентиной Петровной в адрес невестки, многое Сашке объяснили.
– Так… ну, положим, я права. И что делать? Маме сказать? А если это несерьёзно? Если просто платонически влюбился? Ну бывает же!
Сашка призадумалась. По всему выходило, что бывает.
– А я возьму, да разрушу отношения родителей… А если это всё‑таки серьёзно? Если он соберётся уходить? Что тогда?
Сашка задумчиво нарисовала на салфетке развилку.
– Тут – «ошиблась и показалось», тут – «не ошиблась».
От веточки «не ошиблась» пошли ещё две:
– Эта – «не ошиблась, но несерьёзно» … А тут – «уходит и развод».
Именно последняя возможность требовала неких размышлений.
– Квартира мамина – бабушка и дед подарили. Дача вообще их. Да, огромная, да, места всем хватает, но записана на них. Машины? Так и они у обоих есть. Если делить, то обе. Отец на это не пойдёт, так что их можно не считать. А что ещё? Точно! Мамины акции!
Ни бабушка, ни дед, ни мама так и не поняли, зачем Сашка настояла на передаче акций Ларисы её родителям. Да, формальный повод – упрощение перерегистрации компании, а настоящий знала только Сашка, бдительно наблюдавшая за событиями.
– Что ж делать, если у меня натура собачья? – как‑то пришло Сашке в голову, – За своих сожру без раздумий, а если перестал быть своим – не обессудь, обидеть никого не позволю!
Вот она и теперь занималась тем же самым – не собиралась позволять брату обижать маму!
– Да и поразмыслить не мешает… и с чего бы это там всем так пригорело – срочно Данечку приманить? Нет понятно, что он «их порода», но почему сейчас и так срочно? И как в это во всё вписывается красотка сойка‑Зойка?
Сойкой Саша прозвала новую папину любовь из‑за страсти к блестящим побрякушкам.
– Нетипично, однако! А значит, надо посоображать! А пока – помочь маме вещи нашего голубя перелётного сложить. Ишь, птичка… тут поел, нaгaдил, и дальше полетел! Я ж не мама, я и пинком сопроводить могу! Только вот мне любопытно, а раз так, будем действовать умнее!
Глава 5. Здрасьте, это я, ваша неожиданность
Когда открылась входная дверь, то первой в квартиру вошла мрачная решимость, а уж за ней – Даня.
Он морально готовился к ссоре аж с самого отцовского дома, вспоминая инструкции.
– Она плакать будет! – говорил он.
– А ты ей скажи, что отец тоже имеет право участвовать в твоей жизни! Что у него тебе лучше! – улыбаясь, инструктировала его Зоя.
– Да‑да! А ещё скажи, что у папочки тебя понимают и поддерживают! – увлеченно рассказывала бабВаля. – И что бабушка тебя тут любит по‑настоящему!
– Но плакать же будет! – вздыхал Даня.
– И ничего такого страшного! Поплачет и перестанет! – отмахивалась Валентина Петровна.
– А Сашка вообще сказала, что в следующий раз, если я маму расстрою, то она меня треснет!
– Бить детей нельзя! Пригрози ей, что опеку вызовешь! – встрепенулась бабушка. – Ишь, торгашкина дочка, и сама такой стала! Я всегда знала, что она не в мою породу!
Даня закатывал глаза, переглядывался снисходительно с Зоей, которой тоже надоели все бабкины ворчания про «породу».
А Зоя дополняла:
– Нет‑нет, Валентина Петровна, что вы! Нельзя Дане в опеку звонить!
– Почему это нельзя? Можно! Не имеет права эта торгашка на моего внука руками махать!
– Так могут приехать и изъять Даню.
– Так мне и отдадут!
– Вам – нет. Могли бы отдать отцу, но у него же жилья в собственности нет. Вот купит Макс квартирку, тогда – другое дело. А пока нельзя!
– Ааа, ну да! Тут ты права! – кивала бабушка. – Так, Данечка, значит, пока никуда не звони, но сестре пригрози! Понимаешь, да?
– Пригрожу! – воинственно обещал Даня, не сознавая, что его, как фаршированного гуся, буквально распирает начинка из чужих идей, фраз, мыслей…
Вот такой напичканный гусеДань и пришел домой, старательно припоминая всё, что он должен сказать рыдающей у входа матери.
