Сделка

Блюдо действительно порадовало. Впрочем, я давно уже не привередничаю в еде. Мне случалось есть и гнилую чечевицу, и почти протухшее мясо, так что местное кушанье показалось поистине великолепным. Когда я насытился и приступил к холодному квасу, настоятельница в своей сухой манере ввела меня в курс дела. Я слушал молча, потягивая кисловатый напиток и размышляя.

Итак, в пансионате постоянно проживало несколько наставников. Уже знакомый мне Орест Еропкин, супруги Глафира и Модест Давыдовы, обучающие географии и арифметике, Елена Мещерская – учитель домоводства. Еще был отец Серафим, отвечающий за церквушку в углу бастиона и божье слово. Шестым теперь был я – преподаватель истории. Сама настоятельница заменяла заболевших преподавателей, если возникала такая необходимость, но ее основная обязанность была руководить жизнью пансионата и решать все бытовые вопросы. В общем, обычная школа для небогатых девушек, которые после выхода за стены пансиона станут гувернантками, домоправительницами и экономками при богатых хозяевах.

Учениц было тринадцать.

– Обычно у нас обучаются до трех десятков девушек, но в начале лета большинство из них сдали предварительный экзамен и разъехались по домам. Сейчас остались те, кому некуда возвращаться, или девушки, заканчивающие в этом году обучение.

Переварив обед и информацию, я откинулся на спинку стула. Значит, стряпчий не соврал, и Катерина действительно не имеет родственников. Или лишь думает, что не имеет? Может, нашелся предок, пожелавший оставить девице состояние? Ведь для чего‑то нужно неведомую девицу скомпрометировать?

Нет, не сходится. Я нахмурился. Дав клятву, я никому не смогу рассказать о том, зачем приехал в «Золотой Луг», не смогу рассказать о Катерине. Но и стряпчий дал такую же, а значит, задание навсегда останется между нами и никогда не выплывет наружу. Нарушитель клятвы обязуется выплатить столь внушительную сумму золотом, что даже самый богатый стряпчий мира на это не согласится.

Так зачем все это нужно?

Сколько я ни думал, ответ так и не нашел.

– К своим обязанностям приступите завтра, занятия у нас начинаются в восемь. – Елизавета Андреевна постучала пальцем по столешнице, прерывая мои размышления. – После у учениц свободное время, которое они посвящают шитью и домашнему хозяйству. Мы предпочитаем учить девочек на практике, это лучший способ овладеть необходимыми знаниями.

Я понятливо кивнул, уже попивая чай, сладко пахнущий травами и медом. От пряного аромата даже слегка закружилась голова. Или это от свежего воздуха, который втекал в окна родниковой водой? Или я просто устал.

Настоятельница, видимо, поняла, что гостю все‑таки необходимо отдохнуть, и поднялась. Я тоже встал, проявив вежливость.

– Ох, мы здесь без церемоний, – досадливо махнула рукой женщина. – Отдыхайте, Дмитрий Александрович, набирайтесь сил. Утром вас проводят в классы.

– А где проживают ученицы? – опомнился я.

– В северной башне. Но как вы понимаете, мужчинам туда вход запрещен. Даже преподавателям. Трапезничают девушки в основном здании, у них отдельный вход с другой стороны, это удобно и для учителей, и для самих учениц.

– Конечно. – Я склонил голову, надеясь, что выгляжу достаточно смиренно. – Я лишь хотел узнать, где мне можно прогуляться, чтобы ненароком не нарушить местные правила и не смутить девушек своим появлением.

Видимо, мое лицо выражало предельную степень искренности, раз суровая настоятельница соизволила улыбнуться. Если кривоватую ухмылку вообще можно назвать улыбкой.

– Ах, гуляйте где хотите. А к девочкам вас все равно не пропустит Ядвига Карловна, она присматривает за ученицами и отвечает за башню. Если возникнут вопросы – обращайтесь ко мне, бытовое может решить Дарья Игоревна, она у нас за кухарку и домоправительницу и лишь с виду бестолковая. И еще…

Елизавета помедлила, сверля меня взглядом.

– Я беру вас на испытательный срок. Скажем, на три недели. Или на две. И если хоть что‑то пойдет не так…

Недоговорив, настоятельница окинула меня еще одним недобрым взглядом и стремительно покинула зеленую гостиную.

Некоторое время я задумчиво жевал сдобную булку, почти не чувствуя вкуса. Отпущенный мне месяц сократился до размеров испытательного срока. И насколько длительным он будет, знает лишь хозяйка пансионата. А она по каким‑то непонятным причинам невзлюбила меня с первого взгляда. Значит, у меня все меньше времени на то, чтобы очаровать незнакомую девицу, проживающую в этом негостеприимном месте. В таком случае – не стоит терять ни минуты.

Одернув преподавательскую мантию, я вышел в безлюдный коридор. Пройдя его насквозь, обнаружил еще одну гостиную – поменьше, и музыкальный зал, в котором пылился старый рояль. Прогулявшись по натертому воском паркету, вышел к складским помещениям и кухне. Здесь что‑то булькало и кипело под присмотром кухарки, так что я лишь заглянул и двинулся дальше – к выходу.

Экипаж, привезший меня, стоял под навесом, уставшие лошади благодарно жевали овес и попивали воду. Возчика видно не было, наверняка его кормят где‑то в помещении для слуг.

Я пошел вдоль стен, увитых плющом и диким виноградом. Мимо пробежал прислужник с ведром воды, запнулся, увидев незнакомца, но тут же помчался дальше, не выказав никакого удивления. Впрочем, это и понятно. В таких местах новости о чужаках разносятся со скоростью лесного пожара. Наверняка все уже в курсе, что в «Золотой Луг» пожаловал новый наставник.

За внутренним двором потянулись хозяйственные постройки и несколько домов, потом небольшой сад с яблонями, дальше – конюшня, в денниках лениво обмахивались хвостами три смирные кобылки. За полуразрушенной стеной бастиона лежало поле. Над травами лениво жужжали шмели, солнце горстями расплескивало на землю свет, словно разливало жидкий мед. Тянуло в тень, под яблони. Лечь у шершавых стволов, скинуть уже опостылевшую мантию, прикрыть глаза. И лежать так до самого вечера, впитывая в себя ароматы земли и трав.

Я качнул головой, поймав себя на столь неподходящих мыслях и желаниях. И с чего бы мне мечтать о таком ленивом и бесполезном времяпровождении?

Усмехнулся. Вот что глушь делает с человеком! Не успел приехать, а уже…

Ощущение чужого взгляда кольнуло затылок. Да так остро, словно еще миг – и в спину полетит пуля.

С трудом удержав инстинкт и не пригнувшись, я резко обернулся и одним взглядом осмотрел кусты, тонкую речушку, край построек и стену основного здания. Показалось – или в одном из окон шевельнулась занавеска? Неужто суровая настоятельница приглядывает за гуляющим чужаком? Вот только почему тайно? Нет, Печорская не из тех, кто прячется за занавеской, скорее, она встала бы так, чтобы худую фигуру было видно даже с другого конца сада!

Тогда кто?

Да кто угодно.