Седьмой

– Синий‑четыре, веду поиск. – Голос Хелен едва пробился сквозь помехи и был отфильтрован искином до полной потери интонации. Её «пчела» шла над атмосферным вихрем, который в радиодиапазоне гремел, как Большое Красное пятно.

– Синий‑один, – пробился старший звена. – Тишина в эфире. Синий‑три, ты ближе всех, доклад.

Секунд десять в эфире висела тишина. Всё это время я искал взглядом ангела. Наконец заметил крошечную белую точку в перекрестье координатной сетки. У меня чуть‑чуть отлегло. Ангел был один, и, судя по мельтешению крыл, – серафим.

Кто рискнёт напасть на серафима, тем более летящего в одиночку?

Вряд ли мы тут понадобимся.

Датчик простучал: «Ту‑дух, ту‑дух, ту‑дух».

– Гружёный… – донеслось от кого‑то из звена.

Я бросил выделываться и вывел на колпак увеличенное изображение.

Серафим плыл величаво, как все серафимы в свободном полёте. Теперь я видел его трассу, спроецированную на колпак искином, – серафим появился у южного полюса Юпитера, где к нему подцепился грузовой конвой. Конвой – семь шарообразных кораблей, каждый диаметром в семнадцать километров, – плыл за ним, будто головастики за огромной лягухой. Плазменные хвосты – выхлопы из маршевых двигателей – болтались за каждым шаром километров на тридцать. У серафима никаких видимых движителей не было. Ну, разве что два гигантских расправленных крыла, слегка подрагивающих на краях. Вторая пара крыльев прижималась к телу. Ещё два крыла были сложены впереди, прикрывая головную часть. С кромки крыльев то и дело срывались плазменные сгустки, но они разлетались во все стороны, так что явно не имели отношения к движению.

Если есть что красивее и страшнее Юпитера – так это серафим с конвоем, летящий над Юпитером к точке перехода.

– Синий‑один – серафиму, – раздалось в эфире. – От лица человечества почтительно приветствуем высокого гостя.

Серафим, разумеется, не ответил. И хорошо. Я бы обделался, прозвучи ответ, а мне ещё семь часов болтаться в космосе…

«Давай‑давай, вали быстрее, шестикрылый», – произнёс в голове альтер без малейшей почтительности.

По форме, конечно, я его не одобряю. А вот по содержанию согласен полностью. Ещё десять минут – и серафим с конвоем покинет нашу зону.

«Бом‑бом‑бом, – тревожно пропел датчик. – Бом‑бом, бом‑бом‑бом».

Всё стало понятно всем и сразу.

Никто не орал, никто не ругался, и даже Паоло не принялся командовать. Мы все знали, что делать.

И что будет – тоже знали.

– Искин, щенов, – скомандовал я, пусть это и было лишним.

Слова полезны, слова мешают думать.

«Пчела» вздрогнула, когда искин выпустил четыре автономных бота. Кормовые двигатели запели громче, переходя в форсаж, индикаторы радиации сдвинулись в жёлтое. Боты радостно носились вокруг «пчелы», осматриваясь.

– Есть контакт, – сообщила Хелен. – Идентификация… Падший престол… опознан как Соннелон. Вынырнул из облаков, двадцать четыре к северу… Идёт на перехват, один.

Я выдохнул.

Серафим размажет престола, уверен. Но мы в их титанической битве даже на мошкару не тянем. Так что будем болтаться за конвоем, наблюдать, излучений нахватаемся, но выживем. Возможно. Глупый наглый падший престол…

– Смена данных! – Хелен будто взвизгнула. – За престолом следуют два господства! И с ними стая вонючек, до сорока единиц! Идут прямо на меня.

Внутри меня что‑то ухнуло вниз и затрепетало.

Вонючки – это как раз для нас. Для патрульных. С десятком мы бы справились. Может, с парой десятков… но сорок!.. И два господства… в отличие от высших чинов, они не упустят возможности отвлечься на людей…

– Сбрасываю боты, – тем временем докладывала Хелен. – Веду огонь…

Я закрыл глаза и попытался представить Хелен. Она жила в женской общаге, на третьем или четвёртом уровне. Однажды после патруля мы немного потискались с ней в душе, но, конечно, ничем это не кончилось, да и не могло… Ещё мой альтер любил над ней поглумиться, а её альтер, Эйр, похоже, насмехалась надо мной.

Сейчас её «пчела» пыталась уйти от накатывающей смертоносной лавины. Щены мельтешат между ней и врагом, пытаясь сбить ракеты, крошечный истребитель идёт на форсаже – пылинка в мире титанов…

– Не успеваю. – Голос Хелен прозвучал очень чисто и ясно. – Попытаюсь добраться до господства, ударить в управляющий узел. Пожалуйста, если кто‑то выжи…

Связь оборвалась.

Мы – трое оставшихся – молчали. «Пчёлы» мчались к конвою, именно по нему ударят вонючки. Жирная и почти беззащитная добыча, которую мы попытаемся защитить.

Втроём. Ха‑ха.

«Теоретически шансы выжить есть всегда», – сказал альтер.

Я глянул на индикатор. Середина жёлтой зоны. За спиной реактор в форсажном режиме, мы мчим напрямую, не выбирая безопасных проходов в магнитосфере Юпитера.

Раньше, чем закончится бой, наши тушки получат смертельную дозу радиации.

«Славик, мне очень жаль, – сказал альтер. – Но мы ведь вместе? До конца».

– Конечно, – сказал я, глядя на серафима. Тот пробуждался от дрёмы. Расправлялось тело, сверкая кристаллической бронёй, гневно вытягивались и трепетали крылья. Для нас падший престол был ещё не виден, но серафим его чуял. Пространство дрожало от закипающей ярости.

– Синий‑три, – сказал Джей. – Вижу престола. Подтверждаю, это Соннелон! У него странная… хрень… фиолетовая… между ободами… будто застывший разряд…

Он не успел договорить – серафим окончательно перешёл в боевую форму и метнул сквозь миллионы километров пространства разряд энергии. Сияющее белое копьё пронзило космос, вспыхнув ярче тысячи солнц. Прозрачный колпак кабины потемнел, но я всё равно заорал, ощущая жар на лице. Перед глазами сияло, хоть разряд давно уже затих, я дёргался, на ощупь нашёл сосок и принялся глотать насыщенную обезболом воду. У неё уже и вкуса воды‑то не было, сплошь химия. Потом зрение немного вернулось, и я увидел повсюду брызги крови – моё лицо превратилось в сплошной ожог.

Говорили мне, что фотоблок может не успеть отработать, а я не верил…

Но истребитель ещё жил, «пчела» переключилась на ручной режим, как только радиация сожгла электронику и убила искина. Простейшие цепи, простейшие действия.

То немногое, ради чего люди и нужны в космосе, внутри куска умного металла.