Секретные люди
Николка не стал падать духом. Драценко – любимец Юденича и сумеет дать Берхману совет сверху, от имени высокого начальства. Пусть‑ка тогда его высокопревосходительство попробует ляпнуть про Бонапартия… И поручик продолжил свой рапорт.
Из сеней раздался шум и вошел денщик, Герасим Тупчий:
– Ваше благородие, я обед принес.
– Поставь на печку. Что там?
– Суп харчо и котлета с перловой кашей.
– Опять? – рассердился офицер. – Не хочу. Сколько можно перловкой терзать?
Тупчий, заботливый и расторопный, ответил:
– Ваше благородие, а доктора велели вам много кушать. Чтобы, значит, поправиться. А то без вас война закончится и ордена не дадут.
Герасим очень хотел, чтобы его начальнику вручили Георгиевский крест, настоящий, офицерский. Это была его идея фикс, и поручик смирился:
– Ладно… Подай умыться.
Тут денщик выдал одну из своих заготовленных фраз:
– Медведь не умыватца, а народ боятца.
– Остряк… У нас кахетинское осталось?
– Так точно. Принести?
– Полстакана, не больше. Для аппетита. И тушетский сыр.
На этих словах денщик вставил очередную деревенскую присказку:
– Аппетит – не жевано летит.
Начальник команды скривился, но промолчал. Герасим был из крестьян Сергачского уезда Нижегородской губернии и принес с собой в нестроевую роту кучу сельских прибауток. Приходилось их терпеть, имея в виду легкий характер денщика и его преданность. Последняя была испытана в боях: когда Николая шарахнула контузия, Тупчий под обстрелом на себе вытащил его из оврага и донес до перевязочного пункта.
Едва поручик успел пообедать, как в дверь постучали и ворвался младший унтер‑офицер Золотонос. Он принес с собой не только волну холода, но и дикую весть:
– Ваше благородие, беда! Янычары взяли Бардуз!
– Как взяли Бардуз? – растерялся Лыков‑Нефедьев. – Что ты несешь, опомнись! До него отсюда всего восемнадцать верст.
– О чем и речь, – без разрешения шлепнулся на табурет унтер. – До наших главных позиций на Ардоссе – шестьдесят. А до прорвавшейся колонны – восемнадцать. Ну дела…
– Откуда сведения? – продолжал не верить офицер. – Сорока на хвосте принесла?
– Фуражиры прискакали охлопью, обрезав постромки[1].
– Куда прискакали?
– В Верхний Сарыкамыш, час назад, – пояснил Антон. – Оттуда сразу к нам, на доклад генералу Воропанову. Говорю же: беда. Сведения правдивые. Надо драпать, пока не поздно.
– Что значит «драпать»? Георгиевский ты кавалер… А база? А склады с военными запасами? Там этих гололобых, может, одна рота, а ты панику навел.
Унтер‑офицер с грустным видом выслушал и ответил:
– Турок там до черта, и пехота, и артиллерия, и даже сувари[2]. Эти самые опасные, сволочь: через час могут уже быть здесь.
Начальник команды вскочил:
– Герасим, одеваться! А ты, Антон, покрутись тут, понюхай, чем пахнет. Потом жди меня в казарме, с людьми: пускай все приготовятся к походу.
– Так, значит, отступаем к Карсу? – обрадовался Золотонос.
– Отставить отступать! Будем оборонять Бардузский перевал. Я иду к Воропанову за приказанием.
С Бардузского перевала вела из турецких пределов к котловине полуаробная дорога[3]. Она упиралась в селение Верхний Сарыкамыш, от которого до главного пункта оставалось всего шесть верст.
Генерал‑майор Воропанов, начальник 2‑й Кавказской стрелковой бригады, являлся комендантом гарнизона. Человек нерешительный, вялый, грубый с подчиненными, он плохо был подготовлен к самостоятельным действиям в жестких условиях. А уж чего веселого! Наши войска далеко, селение брошено на произвол судьбы, сил для его обороны нет. А тут военного имущества на десятки миллионов рублей. Притом, если отдать туркам Сарыкамыш, как будут спасаться войска главного отряда? Им придется отступать шестьдесят верст по горам, враг начнет бить их в спину. А затем генералу Берхману нужно освободить селение, прорваться по шоссе на Карс и дуть по нему на север еще шестьдесят верст. Без патронов, без снарядов, с тысячами раненых и обмороженных? Это невозможно. Такой исход означает конец русской армии. Дорога на Карс и далее на Тифлис будет открыта, турки вырвутся на оперативный простор, в местности с преимущественно мусульманским населением. Ну уж нет!
Лыков‑Нефедьев, превозмогая слабость, быстро шагал на Батарейную гору, где в казармах 155‑го Кубинского полка находился гарнизонный штаб. Ему сразу стало ясно, что Золотонос прав. Селение охватила паника. Всюду бегали встревоженные люди, повозки спешно удирали по шоссе на север, туда же вразброд направлялись и пешие. Причем не только гражданские, но и военные, с оружием в руках! Поручик схватил одного такого бородача:
– Куда бежишь, солдат?
– А… ваше благородие, турок прорвался, через час будет здеся! Не желаю в плен попадать!
– А драться тоже не желаешь? У тебя винтовка, ты присягу давал. Какой роты?
Но бородач только глянул на него белыми от страха глазами, вырвался и побежал к шоссе. Догонять его у поручика не было ни времени, ни сил, и он направился в штаб.
К его удивлению, обстановка там напоминала ту, что Николай наблюдал на улицах селения. Генерал Воропанов, с такими же белыми глазами и трясущимися руками, говорил столпившимся вокруг него офицерам и чиновникам:
– Срочно грузите в вагоны денежные запасы казначейства, государственные регалии, архив и…
Он запнулся, соображая.
[1] Охлопью – верхом без седла, обрезав упряжь и бросив повозки.
[2] Сувари – регулярная турецкая кавалерия.
[3] Аробная дорога – пригодная для езды на арбе. Зимой она превращалась в полуаробную: в зависимости от снегового покрова – или аробная, или вьючная.
