Секретные люди
– Э! Вы о ком говорите? Есть такие ребятишки, у которых гладкие пальцы?
Вилодаки была замужем за греком, потому симпатизировала Сергею, и ответила вежливо:
– Есть. Это уникальное исключение. Вся ладонь гладкая, представляете? Можно воровать, убивать, а по отпечаткам полиция тебя никогда не найдет[1].
– Впервые слышу, – признался коллежский асессор. – Эвона как… Потому мы и не нашли в номере пальчиков гостя?
– Думаю, это был он, – кивнул Лыков.
– Да кто, скажите, наконец!
Александра Андреевна полезла в самый нижний ящик и вынула оттуда регистрационную карточку с прикрепленными к ней фотографиями в двенадцати позах:
– Знакомьтесь: рецидивист Павел Главанаков по кличке Пашка Бравый.
– Узнаю! – вскричал грек. – Ей‑богу он, маттоид из ресторана. Ах, стервец. И какая у него специальность?
– Убийства, – тихо ответила женщина.
Сыщики понурились. Вилодаки глянула в карту и продолжила:
– Осужден Петербургским окружным судом в тысяча девятьсот двенадцатом году к бессрочной каторге за три разбоя, сопровождавшиеся человеческими жертвами. Сбежал с этапа, с тех пор находится в розыске. Очень опасный.
– Еле‑еле Филиппов[2] его поймал, – продолжил Алексей Николаевич. – Трупы есть, четверых он зарезал, гадина. А отпечатков пальцев нет. Только агентура и помогла.
Он взял Сергея за рукав и повернул к двери:
– Акт дознания и судебное дело мне на стол срочно. Ступай в ПСП, поговори с теми, кто вел дознание. Также и с осведомительной агентурой, которая его выследила. Подельники, барыги, любовницы, приятели, родня – все, что есть. Фотопортреты размножить, раздадим их постовым городовым. Пусть сделают двести штук.
– А вы куда? – спросил коллежский асессор.
– Пойду признаваться Брюну, как я упустил очень опасного человека. А ты – шпиона.
Брюн‑де‑Сент‑Ипполит, директор Департамента полиции, не сильно симпатизировал Лыкову. Но, как человек порядочный, подытожил рассказ сыщика так:
– Бывает с кем угодно. Один, ночью, на пустых улицах – такую слежку вести трудно. Не вините себя. Мог и пырнуть в подворотне…
– Я держал это в голове и дистанцию взял почтительную. Вот и упустил.
Действительный статский советник махнул рукой:
– Зато теперь мы знаем, что Главанаков в столице. Поднимаем всех, будем ловить.
– Он был в столице, – поправил начальника сыщик. – И наверняка уже покинул ее. Видимо, преступник заметил мое неуклюжее филирование, оторвался, а рано утром нагрянул к сообщнику и увез его прочь. Где их теперь искать?
– Главанаков ведь в циркулярном розыске?[3]
– Да, с тысяча девятьсот двенадцатого года, со дня побега. Вы ведь знаете, Валентин Анатольевич, как это обычно бывает. Когда человек попал в горячие списки, его первое время ловят весьма энергично. Все на ушах стоят! Но если сразу не изловили, постепенно о злодее забывают. Новые герои появляются, и фокус переводят на них.
– Мы напомним, – погрозил кулаком неведомо кому директор. – Заново фокус наведем. Тут еще германский шпион. Безобразие! Двое негодяев в центре Петрограда спокойно угощаются в первоклассном ресторане. Так не годится. Подключайте контрразведку, а я доложу Владимиру Федоровичу.
Товарищ министра внутренних дел генерал‑майор СЕИВ[4] Джунковский одновременно командовал Отдельным корпусом жандармов и курировал полицию.
Вечером вместо того, чтобы идти домой, Лыков засел в своем кабинете с окном на внутреннюю тюрьму департамента. Он разложил перед собой загадочные шнуры, которые отыскались в номере Веделе. Их было три: черного цвета, зеленого и синего, и на каждом красовались узлы. Больше всех – на зеленом, под две сотни. Дальше шел черный, там счет шел на десятки, а наименьшее количество узлов имелось на синем шнуре.
Статский советник начал перебирать добычу, морща лоб и напевая под нос что‑то унылое. Азвестопуло, собравшийся уже уходить, сел напротив и тоже сделал задумчивое лицо. Так длилось долго, и вдруг Алексей Николаевич сменил минорную мелодию на мажорную. Он пересчитал узлы на черном шнуре и ухмыльнулся:
– Попались.
– Кто и куда? – не понял грек.
– Скажи, Сергей, кому из военных присвоен черный цвет мундирного прибора?
– Артиллеристам и саперам.
– Верно. А синий?
– Кавалерии.
– Зеленый?
– Пехоте.
– Молодец. Теперь вопрос потруднее: сколько пушек у нас в артиллерийской бригаде?
– Э‑э… черт ее знает. Сто?
– Загнул, – продолжал веселиться статский советник. – Уточняю: в бригаде два дивизиона, в каждом по три батареи, а в батарее по шесть орудий. Сколько получается?
– Тридцать шесть.
– А теперь пересчитай узлы на черном шнуре.
Помощник сосчитал и воскликнул:
– Тридцать шесть!
– Сообразил? Это результат наблюдений за железнодорожными перевозками. Агент сидел где‑то на полустанке и считал идущие в сторону фронта поезда. Пехоту перевозят в теплушках по сорок человек…
– Точно, там еще написано: «Сорок человек, восемь лошадей», – вспомнил помощник.
– Именно. И муды[5], в смысле пехоты, у нас в армии больше всех. Посмотри, сколько узлов на зеленом шнуре: две сотни с лишком. Один вагон – один узел. Получается восемь тысяч солдат, неполная дивизия.
[1] В наше время эта редкая генная мутация получила название адерматоглифия.
[2] Владимир Гаврилович Филиппов тогда – начальник Петроградской сыскной полиции (ПСП).
[3] Циркулярный розыск – всероссийский.
[4] Свиты Его Императорского Величества.
[5] Муда – прозвище пехоты в русской армии.
