Шата
На стол приземлилась высокая кружка с душистым элем, и я разом выпила половину. Удовлетворение растеклось по телу вместе с кровью.
– Вот твой фенхель. – на столе оказалась тарелка, а перед ним засаленная хозяйка.
На вкус это было как сладкий укроп. Горечь имбиря перебивала его, но менее отвратительным блюдо не стало.
Но Кнарк непривередлив – я опустошила двойную порцию непонятного сорняка и с удовольствием влила следом остатки эля.
– Шо‑нить еще? – толстуха выросла передо мной, как только пустая кружка опустилась на стол. Боялась, что я убегу без оплаты.
– Да. Ты сдаешь комнаты?
– А как же! Комнаты есть!
– Тогда сегодня я переночую здесь. А к завтрашнему полудню ты достанешь мне солонину, вяленое мясо, сухари, сушеные яблоки, бурдюк, наполненный элем, и еще добротный лук со стрелами.
– Ты ж… Где ж я эта достану? – возмутилась толстуха.
Я подняла один золотой:
– Уж где‑нибудь достанешь.
Крысиные глазки засветились, заозирались, и пухлая грязная рука тут же выхватила золотую монетку и сунула ее куда‑то в мясистые груди.
– Канешно, миледи! Все достану! И комнатушку та приготовлю сие мгновенье! Самую лучшую! С окном даже! И конюшонку скажу, шоб за лошадкой вашей получше та приглядывал! И еще сейчас вам пирог с маринованной брусникой притащу! Он знать какой вкусный?! Только испекла!
– Тащи свой пирог. – кивнула я. – И еще кружку эля.
Тучная хозяйка, едва не снеся задний столик и взбудоражив гостей, прошмыгнула на кухню с такой ловкостью, будто весила меньше ребенка.
– Вот же ш он! – заворковала она, вернувшись, и грациозно опустила передо мной деревянную тарелку с большим куском ароматного пирога и полную кружку эля. – Миледи желает еще шо‑нить?
– Да. – я отломила кусочек пирога, с которого сочился алый брусничный сок. – К тебе никакой путник не заходил недавно? С большим мешком?
Толстуха вскинула руками, мол очевидно же:
– Канешно ш, миледи! Дня три назад ведь!
Не донеся пирог до рта, я остановилась и внимательно посмотрела на толстуху.
– А куда он дальше направился, не знаешь?
– Почему он? – удивилась хозяйка. – Это она. Старуха пришла с большущим мешком.
Надежды развеялись. Старуха с большим мешком… Это точно не тот, кого я ищу. Старуха не могла одолеть меня. Но может она жила в той пещере и видела, что произошло на утесе. Если вообще это она жила в пещере. Людей с мешками нынче как грязи.
– И куда эта старуха пошла, ты не знаешь? – перефразировала я.
– А куда пошла? – нахмурилась толстуха. – Никуда не пошла. Вон сидит же, миледи. У камина.
Кусочек пирога так и завис в воздухе, когда моя голова повернулась в сторону камина.
Большой очаг из камня занимал половину стены. Слева стояли столики, занятые гостями. Справа от камина стоял лишь один стол, в самом углу, с одним лишь стулом. И на нем сидела старая женщина.
Сидела она с невыносимо прямой спиной, а руки были женственно сложены на столе. На пустом столе. Она ничего не ела, не пила. Волосы старухи были ниже колена – белые, как молоко, и прямые, как клинок меча. Они даже седыми не казались, а скорее, лишенными всякого цвета. Одета она была в… непонятно, что это. Похоже на старую мантию священнослужителя, которую перешивали, по меньшей мере, сотню раз. Никакого мешка рядом не было.
Старуха смотрела на меня. Так пристально, не моргая. Блики огня от камина светились в ее глазах цвета мутного серебра. Или скорее, железа. Да, цвет темного, закаленного огнем железа, из которого куют доспехи и мечи.
Я поднялась, взяла тарелку с пирогом, свой стул и направилась к старой женщине. Сев напротив нее, я поставила между нами тарелку.
– Принеси мой эль, – сказала я толстухе, которая следовала за мной по пятам. – И старой леди тоже. За мой счет.
– Сиё мгновенье, миледи! – послышалось уже из кухни.
Я ничего не говорила и изучала морщинистое сухое лицо. Старуха тоже молчала и разглядывала мое. Мне даже показалось, что она видит сквозь берилловые очки – закончив исследовать меня, она застопорила взгляд именно на них.
– Пирог? – предложила я и подвинула к ней тарелку.
Старуха, не сводя с меня глаз, взяла отломленный кусок двумя пальцами и аккуратно положила в рот. Она и правда была благородного происхождения. Простолюдины так не едят.
– Как тебя зовут? – спросила я, дождавшись пока женщина прожует.
– Бетисса. А тебя?
– Ясналия.
Старая женщина почтительно наклонила голову:
– Благодарю тебя за пирог, Ясналия. У меня кончились все деньги, когда я заплатила за комнату.
– Тогда не стесняйся и доедай весь.
На стол опустились две кружки эля и тень хозяйки.
– Шо‑нить еще, миледи?
– Нет, бо…
– А ты не угостишь меня еще одним кусочком пирога, дитя? – старуха перебила меня и улыбнулась на удивление белоснежными ровными зубами.
Я пристально посмотрела на нее и спустя целое мгновенье повернулась к толстухе:
– Еще кусок пирога.
– Сечас будет, миледи!
Бетисса осторожно отламывала по кусочку и медленно попивала эль маленькими глотками. Ела она не спеша, будто и не была голодная… сколько там хозяйка сказала дней? Три? Три дня, если верить Бетиссе, она ничего здесь не ела, раз отдала все деньги за комнату. У нее была своя еда? Может поэтому мешка с ней нет? В нем была еда, и она кончилась?
– Мы раньше не встречались? – я нарушила тишину.
– А что, тебе кажется, что встречались? – вопросом ответила она и как‑то странно улыбнулась.
– Да, мне так кажется. – соврала я. Как бы я ни пыталась вспомнить, в моих мыслях мелькали десятки незнакомых лиц, но ее среди них не было.
– Я так не думаю. – сухо ответила старуха и принялась за второй кусок.
– Память иногда подводит пожилых людей. – сказала я. – Вдруг ты меня просто не помнишь?