Сильнее ветра 2. Горизонт свободы

– Как бы банально это не звучало, но, чтобы пережить смерть, нам действительно нужно пройти несколько стадий. И ты застыла на стадии принятия, Эмили. Ты не захотела принять мир, в котором нет его, и придумала свой. Чтобы избавиться от придуманного мира, нужно уничтожить тульпу. И сделать это может только сам создатель. Когда я услышал твою историю, я предположил, что нам предстоят долгие месяцы работы по её разрушению. Но я ошибся. Она разрушена. Ты больше не видишь Эйдена. Верно?

– Не вижу, – обречённо прошептала я. – Я его не вижу.

– После чего это произошло?

– Один человек сказал, что он… что он… – Наверное, я никогда не смогу произнести это слово в одном контексте с любимым именем.

Но внимательному слушателю этого и не требовалось.

– Кто этот человек для тебя?

Я не знала ответа на этот вопрос…

– Никто. Просто знакомый.

Доктор несколько секунд помолчал.

– Давай представим, что твоя придуманная реальность – это небольшой камешек. Ты кладёшь этот камешек в воздушный шар, надуваешь и отпускаешь. Он не может улететь в небо, так как камень тянет его к земле. Поэтому он немного взлетает, падает, взлетает и падает. Оболочка шара тонкая и может лопнуть в любой момент. Но это не происходит сразу. Он не лопается от шероховатости асфальта или других мелких препятствий. Он лопается, когда напарывается на что‑то существенное. – Кауфман пронзительно посмотрел мне в глаза. – На что‑то значимое, Эмили.

Значимое… 

Мне стало неловко, и я, не зная, куда спрятать смущённый взгляд, рандомно выбрала ничем не примечательную кружку с кофе. Напиток, скорее всего, уже остыл.

– Это сложно назвать значимым. Скорее, странным…

– Я тебя расстроил?

– Заставили задуматься.

– Думать – это очень даже хорошо, – мягкая улыбка сгладила волевые черты мужского лица.

В моём случае этот вывод звучал сомнительно.

– Кто такой Максвелл?

Как выстрел в огромном пустом здании. Хлёстко, резко, громко. Со сбивающим долгим эхом. Мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы не сорваться с кресла и не выбежать из комнаты, прервав необходимый для выздоровления диалог.

– П‑почему вы спрашиваете о нём?

– Потому что он находится сейчас внизу и настаивает на встрече с тобой.

Я шокировано уставилась на него в ответ. Уайт? Здесь?! Настаивает?!

– Я попросил его подождать, так как у нас сеанс, – беспечно продолжил рассказывать доктор. – Но потом я выяснил, что твоя сестра включила его в список людей, присутствие которых рядом с тобой крайне нежелательно.

Что? Какого чёрта?!

– Но в твоём личном списке запретов не упоминается этот человек. Поэтому я предположил, что будет справедливо спросить тебя. Ты хочешь с ним увидеться?

– Нет! – слишком поспешно выкрикнула я.

Леон Кауфман и бровью не повёл на этот чокнутый выпад.

В моём довольно коротком перечне лиц, которых я ни под каким предлогом не соглашалась видеть, были все: Дэниел, Кэти, Стефани, на всякий случай даже мои родители, вероятно, даже не подозревающие о моём местонахождении. Они не знали, что их дочь сошла с ума. Потому что всегда были заняты лишь собой.

Максвелла я не внесла. Ведь я и подумать не могла, что он может прийти. Но он пришёл. Он был здесь, и нас разделяло всего несколько этажей.

– Хорошо, – доктор невозмутимо принял мой ответ. – В таком случае предлагаю на сегодня закончить. Увидимся завтра в то же время. Хочешь, я попрошу отнести пирожные в твою комнату?

Что?! Я была уверена, что мужчина, который терпеливо слушал мою исповедь на протяжении всего последнего часа, думал сейчас вовсе не о дурацких пирожных.

Как и я…

– Доктор, Кауфман, – осторожно позвала я. – Леон…

– Да, Эмили?

Несколько секунд на смелость и храбро на выдохе:

– Я хочу встретиться с ним.

 

 

Глава 2.

 

 

Эмили.

 

Намеренно сдерживая шаг, я неторопливо двигалась по вымощенной камнем дорожке, обрезанной по бокам ровными линиями, переходящими в большие травянистые полотна. Двор для выгула психопатов был щедро засажен многолетними растениями, и в воздухе парило уже ставшее привычным за эти недели сочетание свежей хвои и сладкой магнолии. Несчастные могли безлимитно надышаться мнимой свободой, прежде чем снова уйдут в свой особенный мир. Мир иллюзий.

Люди вообще чересчур склонны к иллюзиям. 

К счастью, мне практически никто не встретился. Наступило послеобеденное время, и большинство пациентов отдыхало в своих комнатах, выполненных по всем параметрам безопасности. В этом пятиэтажном здании, окрашенном в закономерный белый цвет, распорядок был превыше всего. Поэтому разрешение доктора Кауфмана на встречу с чемпионом совершенно ясно продиктовывалось не особенным ко мне отношением, а желанием преуспеть в моём скорейшем выздоровлении. Наконец, уже сдвинуться с мёртвой точки.

На горизонте замаячила знакомая поляна. В тени раскидистого красного дуба стояло несколько деревянных скамей цветом под стать их величественному надзирателю. По понятным причинам все они пустовали. За исключением одной.

Стоило только моему взгляду осесть на знакомой мужской фигуре, как ноги моментально превратились в два бетонных столба. К каждой из конечностей словно привязали по увесистому мешку с мукой, и я вынужденно сбавила и без того медленный шаг, чтобы выбить себе время для поиска моральных сил.