Смерть
Узнаю тело офицера Джонса, распростертое на траве. На поясном ремне у него пара кортиков… успеть бы только их снять.
Я бегу, перебирая ногами так быстро, как только могу, стараясь не думать о том, что Смерть все громче хлопает крыльями, подлетая ближе. Остается всего каких‑то двадцать футов. Пятнадцать. Десять.
Танатос уже совсем близко, и при каждом взмахе его крыльев у меня на голове шевелятся волосы.
Пять футов.
Он меня нагоняет, и я чувствую касание его пальцев. Последние футы я скольжу по траве, как в бейсболе, когда стараешься быстрее оказаться на базе. Офицер Джонс прямо передо мной, до его оружия рукой подать. И мне удается сдернуть эти два кортика, когда Танатос обеими руками обхватывает меня сзади и тянет назад, прижимая к груди.
– Как я ждал этого мгновения, – шепчет Смерть мне на ухо.
В следующий миг он подпрыгивает и отрывается от земли, сжимая меня в объятиях.
Господь всемогущий!
Я брыкаюсь, но пинаю один только воздух. Мы летим над автострадой.
– Танатос, поставь меня за землю. – Я почти кричу от панического ужаса.
– Слишком поздно, кисмет.
Это он зря, никогда не бывает слишком поздно.
Я, насколько могу, выкручиваюсь в руках Смерти и машу новоприобретенными кортиками.
Не медля ни секунды, всадник перехватывает мою правую руку и, вырвав нож, отбрасывает его в сторону.
Слышно, как клинок, звякнув обо что‑то, приземляется под нами. Но смотреть некогда, так как всадник уже нацелился на мой второй кортик. Он у меня в более слабой руке, и это не позволяет нанести сильный удар. Зато и Смерти труднее до него дотянуться.
– Отпусти… меня… – Я толкаюсь и лягаюсь, а он поднимается все выше. Даже не глядя, я знаю, что2 там внизу: мертвые тела. Много, много тел.
Пока мы деремся в воздухе, раздается скрежет и стон оседающих зданий, одно за другим, одно за другим. Блестящий город Остин разом превращается в руины.
– Не отпущу, – твердо заявляет Танатос. – Ты ведь тоже не намерена прекращать борьбу.
– Ты не можешь вот так меня похитить!
– И это говорит женщина, которая первой взяла меня в плен.
Мы сейчас уже примерно в сотне футов над землей и продолжаем подниматься.
Танатос все еще пытается выхватить у меня кортик.
– Довольно, Лазария. Мы слишком высоко, чтобы сражаться.
Я не собираюсь драться с всадником на такой высоте, но и отдавать ему свое единственное оружие тоже не намерена. Если лишусь его, окажусь полностью во власти Танатоса.
А такое мне не по нутру.
Вот я и вскидываю руку, отводя ее как можно дальше, чтобы он не достал. Только когда кортик втыкается с размаху в мягкую плоть и слышится болезненный стон Смерти, я осознаю свою ошибку. В панике я не просто взмахнула рукой – я ранила его, ранила по‑настоящему.
Не могу понять, насколько серьезно ранение, но тут рука всадника, которой он меня держал, слабеет. Не успев охнуть, я падаю.
– Нет. – Он пытается поймать меня снова, но стоит его рукам нашарить мои запястья, как я снова выскальзываю.
И теперь уже окончательно камнем падаю с высоты.
Ветер уносит вырвавшийся из моей глотки вопль. Почему я просто не выронила кортик? Вечно мне надо сражаться до победного конца – ну так вот он, конец, только не победный. Нарвалась, наконец.
Всадник снижается, мое тело в воздухе переворачивается, и я, наконец, вижу его.
Смерть решительно ныряет ко мне. Он тянет руку, хотя летит несколькими футами выше.
– Лазария! – трудно расслышать его сквозь вой ветра. – Хватай мою руку!
И на этот раз я стараюсь изо всех сил.
Он догоняет меня, и я тянусь что есть мочи. Дистанция между нами сокращается, и я касаюсь кончиками пальцев его ладони.
Так близко.
Вижу, как Смерть глядит на что‑то подо мною, и глаза его расширяются.
Господи боже мой!!!
Я не хочу умирать! Не так! Какая же я дура с этим кортиком, ни о чем не думала! Я не хочу такого конца!
– Лазария!
Я вцепляюсь в его руку.
– Танатос!
Не хочу умирать! Не хочу…
Моя голова во что‑то врезается, и все погружается во мрак.
Глава 18
Медленно прихожу в себя, с трудом разлепляя веки. Смотрю вверх, в небо из какого‑то разрушенного дома. Потолок наполовину обвалился, и судя по тому, как выгнута моя спина, лежу я на его остатках.
Попытка встать – и я задыхаюсь от пронзившей меня чудовищной боли.
Я смотрю вниз, на свой живот. Над самым пупком прямо вверх торчит толстый железный штырь. Снова задыхаюсь, но теперь больше от ужаса, чем от чего‑то другого.
Я наколота на него, как бабочка на булавку.
Шевелю руками – они вроде как в основном зажили, только сплошь покрыты синяками, – пытаюсь оттолкнуться…
И ору от нового приступа раздирающей боли. Без сил я откидываюсь на спину. Тяжело дыша, безнадежно таращусь в синее небо надо мной.
Господи иисусе.
Я не могу умереть, и я влипла.
______
Если ад существует, это он самый и есть.
Я кричу, я стону, но никто меня не слышит. Проходят часы, день сменяется ночью, потом ночь сменяется днем. И снова, и снова.
Желудок у меня сводит от голода, губы потрескались от жажды, а я по‑прежнему пригвождена. Время от времени я бессильно рыдаю, в основном от сознания, что оказалась в таком дерьме.
