Смерть
Сан‑Антонио, Техас
Январь, год Всадников двадцать седьмой
Трудно сказать, сколько раз за последние три дня я опасливо оглядывалась, уверенная, что увижу за спиной всадника. Несколько раз я слышала конский топот и впадала в панику, уверенная, что это Смерть гарцует на своем коне.
Но ни на дороге, ни в небе всадника не видно. Кажется, Смерть не спешит приводить свою угрозу в исполнение. В конце концов, он уже и раньше говорил что‑то подобное, а я – вот она, живая и сама по себе.
Люди, сидящие вокруг в шумном ресторанчике, поглядывают на меня недоверчиво и с изрядной долей неприязни.
Растрепанные волосы, немытое тело, одежда с чужого плеча, плохо сидящая и рваная, ремень, который явно слишком велик для меня, к тому же на нем висит новый кинжал… Торопясь скорее скрыться от Смерти, я старалась не тратить время зря, так что эти вещи сняты с мертвецов, мимо которых лежал мой путь из Остина. Личных вещей у меня осталось совсем немного: в кармане куртки – тоже с чужого плеча – лежат несколько незнамо как уцелевших счетов на мое имя да мамино кольцо.
Обычно я подготовлена лучше и не так напугана.
Откусив от булки, я ловлю на себе взгляд молодой женщины, сидящей поодаль с другом. Я явно вызываю у нее отвращение.
Подняв кружку с кофе, салютую. Женщина поспешно отводит глаза.
А я кладу ноги на стоящий напротив стул и откидываюсь на спинку, чтобы разобраться в собственных мыслях и вслушаться заодно в неясный гул разговоров.
В первый момент это помогает расслабиться. В следующий – вспоминаю, как Танатос прижимал меня к себе, как его пальцы касались моей кожи. И его глаза, эти неистовые бездонные глаза… Его взгляд тоже ощущается как прикосновение. Все в нем, казалось, обещало…
Заполошный собачий лай и резкие птичьи крики из‑за почты, стоящей на другой стороне улицы, заставляют меня отвлечься от мыслей.
Я только успеваю опустить кружку, когда по улице проносятся обезумевшие лошади, некоторые тащат за собой повозки. А следом в город врывается настоящее цунами смертельно перепуганных животных. С улицы слышатся крики людей, мимо которых несутся по улицам сотни неуправляемых существ.
– Черт!
Я вскакиваю со стула. И больше не успеваю ничего.
Все происходит точно так же, как в первый раз, когда я увидела появление Смерти.
Одновременно люди вокруг меня падают. Посетители – лицом в тарелку, официанты как подкошенные валятся на ходу, а блюда, которые они несли, летят на пол. Я слышу звон упавших приборов и запоздалое звяканье докатившихся наконец до края стола бокалов. А потом…
Безмолвие.
Тяжелое, сверхъестественное безмолвие.
Не обращая внимания на то, как дрожит рука, я ставлю кружку на столик.
Встаю, скрипнув стулом, – вдруг звук кажется непозволительно резким в этой тишине.
Как? Как ему удалось так быстро установить, где я? И так быстро добраться? Я сама прибыла сюда только полчаса назад.
«Ты вообразила, что это ты за мной охотишься. А тебе ни разу не пришло в голову, что на самом деле это я мог следить за тобой?»
Я начинаю двигаться, даже еще толком не сообразив, что буду делать дальше. Прохожу через дверь для персонала, оказываюсь в кухне ресторана. Тут набирает силу пожар, ощутимо пахнет дымом. Я отвожу взгляд от человека, навалившегося на плиту, – его одежда уже охвачена пламенем. Ему не помочь.
Вместо этого я хватаю все ножи, какие попадаются на глаза, сколько могу унести. Затем возвращаюсь в зал ресторана.
– Лазария! – гремит вдали голос Смерти, подхваченный эхом и ветром.
Волосы у меня на затылке поднимаются дыбом.
Он и в самом деле охотится на меня.
На соседнем стуле висит коричневая кожаная сумка, я хватаю ее. Высыпав содержимое, бросаю в нее ножи, после чего вешаю добычу на плечо.
– Выходи, кисмет! – гремит Танатос. – Я знаю, ты здесь, в этом городе!
Я спешу к выходу. Глазами сканирую улицу, ищу всадника.
– Лазария! – Кажется, что голос звучит отовсюду. Не представляю, с какой стороны он доносится.
Все еще кручу головой в поисках, как вдруг краем глаза замечаю движение. Вдалеке вижу небоскреб – нежилое здание, такие давно уже никто не использует. На моих глазах он начинает складываться гармошкой, этаж за этажом.
Я не могу оторвать глаз и просто смотрю.
Дом рушится с оглушающим грохотом. На том месте, где он только что стоял, понимается туча пепла и обломков.
– Приди, кисмет. Я не хочу похоронить тебя заживо.
У меня екает сердце.
Вот дьявол.
– Я здесь, Танатос! – кричу я, не желая прятаться, как мышь.
Мой голос тоже гремит и отзывается эхом, но я не уверена, что Смерть слышит. Невозможно определить, где сейчас он сам.
Боковым зрением я, кажется, снова улавливаю движение, разворачиваюсь – но там ничего, кроме нескольких тел и участка дороги. Вдалеке обваливается еще один многоэтажный дом, привлекая мое внимание к контурам зданий Сан‑Антонио на фоне неба.
– Лазария. – От громового гласа Смерти я вся покрылась гусиной кожей.
Долго ждать не приходится – несколько минут, и вот уже рядом оглушительно хлопают его крылья. Танатос опускается на землю прямо передо мной, серебряные латы сверкают, крылья распахнуты.
За его спиной между тем обваливается еще один дом.
– Кисмет, – он произносит это так нежно, будто на языке у него тает вкусная шоколадка. – Твое время вышло. Сложи оружие.
– Нет, – предсказуемо отвечаю я.
– Я не хочу быть твоим врагом.
– Пока ты убиваешь всех на своем пути, мы будем врагами, – говорю я.
Смерть приближается ко мне, и в кои‑то веки я не хватаюсь сразу же за оружие.
Мне не хотелось причинять ему боль и до нашей последней встречи. А теперь, после того как он спас и исцелил меня… я не могу себя заставить выхватить ножи из сумки. Знаю, звучит невероятно глупо, но так оно и есть.
