Смерть

Пожалуй. Я сглатываю – тихо, чтобы он не заметил. Ужасная правда состоит в том, что я больше не могу равнодушно смотреть на страдания всадника. У меня просто не поднимается рука на него.

Поэтому, вместо того чтобы убивать, я завязываю на его затылке еще один узел, стараясь не обращать внимания на небесно‑прекрасные черты Смерти и на то, какие шелковистые у него волосы. А вот с тем, какие непривычные ощущения, какие воспоминания пробуждает во мне его запах, я ничего поделать не могу.

Он прижимает меня к груди, баюкает, пальцы ласково гладят мое лицо…

– Пойдем со мной, – тихо просит Смерть, как будто и он сейчас подумал о том же. Голос мягкий – это мольба. Это так на него не похоже. – Сними с меня эти узы и иди со мной по собственной свободной воле.

– Ты же сказал, что больше не будешь меня уговаривать, – напоминаю я.

– Я был неправ, – просто отвечает он. – Идем же со мной, Лазария. Позволь мне узнать, каково это – обнимать тебя, вместо того чтобы сражаться с тобой.

Обнимать меня? Что он вообще собирается делать, когда возьмет меня в плен?

Неважно, Лазария. Все равно это не твоя судьба.

Я наклоняюсь прямо к его уху.

– Нет.

На лице Смерти медленно появляется инфернальная усмешка. Даже с завязанными глазами он страшен.

– Тогда лучше беги, кисмет.

И я бегу.

Бегу со всех ног, зажав в каждой руке по ножу. Еще два втиснуты в ножны на боку.

Не знаю, что буду с ними делать – желание ранить всадника улетучилось.

Ты ведь можешь просто пойти с ним.

От этой мысли я чуть не останавливаюсь как вкопанная.

Я так привыкла вечно выступать против него, что, по сути дела, никогда даже не вдумывалась в это его предложение. Если бы я шла вместе с Танатосом… А что, есть ведь множество способов помешать ему двигаться из города в город.

Поэтому я резко останавливаюсь, согнувшись пополам и судорожно втягивая воздух.

Я могу пойти с ним.

Но… тогда я не смогу предупреждать города. Придется вырабатывать новую стратегию. Все время взгляд Смерти будет устремлен на меня – этот мрачный, пронизывающий взгляд, не обещающий ничего хорошего. Долго ли я сумею ему противиться? Неделю? Две? Это я, пожалуй, слишком себе льщу. Его красота уже не дает мне покоя, а остаться рядом с ним надолго? При том что он не скрывает своего желания как минимум удержать меня при себе? Я долго не продержусь, уступлю. И, скорее всего, достаточно быстро. Тем более зная, что он поддался этому ужасному притяжению между нами.

Я снова бросаюсь наутек.

Все же удрать от него – пока лучшее, что я могу сделать.

Не успеваю я отбежать еще на один квартал, как земля сотрясается. Я замираю на месте, оглядывая окружающие дома. Вот автостоянка, переоборудованная в коновязь для лошадей, рядом – многоэтажный жилой дом с битыми стеклами в окнах и пересекающими улицу бельевыми веревками. Через дорогу – еще одно высокое здание, украшенное яркими и красочными граффити.

Все это каким‑то образом кажется и поблекшим, и до странности живым.

И я совершенно ясно понимаю, что сейчас окружающие махины обвалятся прямо на меня. Перспектива оказаться заживо здесь погребенной заставляет меня содрогнуться.

Я не о том волновалась.

Дома не собираются падать. Все намного, намного хуже.

Вокруг меня со всех сторон восстают мертвецы.

 

Глава 20

 

Тела, лежащие на улице, поднимаются, будто никогда и не умирали. Вот встали четыре, пять, шесть мертвецов. Резко обернувшись, я вижу еще… намного больше. Кое‑кто выбирается из домов вокруг меня.

Танатос может поднимать мертвых.

Я стараюсь не поддаваться панике, но Танатос может поднимать мертвых.

Один за другим восставшие обращают ко мне невидящие глаза, и у меня скручивает желудок.

Крепче сжимаю рукояти ножей. Что они собираются делать?

Вдруг мертвецы начинают шагать ко мне; группа движется слаженно, почти как единое целое.

От страха перехватывает горло.

Черт, да что ж это такое?

И, что более важно, что мне делать?

В вышине слышу хлопанье громадных крыльев Смерти. Сначала звук совсем тихий, но по мере приближения удары становятся все громче и громче.

ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП…

Смерть проносится в вышине, кружит надо мной и затем снижается. Танатос приземляется футах в двадцати от меня. Сложенные за спиной крылья напоминают черный плащ.

Трупы замирают там, где стояли, их мертвые глаза по‑прежнему уставлены на меня, лица ничего не выражают. Дрожь пробирает при взгляде на них.

Смерть подходит ко мне, волоча за собой крылья. Несколько зомби расступаются, освобождая ему дорогу.

– Как ты это делаешь? – первая задаю вопрос.

– Я всегда это мог, кисмет, – отвечает Смерть. – Просто до сих пор предпочитал не делать.

Он всегда мог такое учудить? В мозгу с бешеной скоростью проносятся все эпизоды, когда я нападала на него. В скольких городах мы сходились с ним один на один, окруженные сотнями трупов?

Таких городов было много.

Не сосчитать, как много.

И ни одного‑единственного раза он не поднял мертвецов.

Смерть и правда играл со мной все это время. Осознав это, я чуть не падаю. Впервые за все время я осознаю, что боюсь его, боюсь по‑настоящему.

– Почему? – спрашиваю я и медленно пячусь. – Почему ты сделал это сейчас?

– Потому что ты предназначена мне. И настало время мне заявить свои права.

 

Глава 21