Сотня. Смутное время
– Ну‑ну. Думай. А ежели по правде сказать, то добрая Катерина жена будет. Вот помяни моё слово.
– Это ты с чего так решил? – удивился Матвей.
– То не я, то мать твоя так гуторит, – быстро перевёл кузнец стрелки. – Уж она‑то точно знает. Да и то сказать, с малолетства за младшими присматривает да по хозяйству матери помогает. Ей ли хозяйкой не быть?
– Ну, тоже верно. Да только для лада в семье одного этого маловато будет, – проворчал Матвей в ответ. – Вы вон с матерью по сию пору друг на друга глянете, и глаза загораются.
– Да уж, сложилось у нас, – смутившись, буркнул Григорий.
– Вот и я так хочу. Чтобы сложилось, – быстро нашёлся парень и, оборвав разговор, принялся рыться в старом железе.
– Ты чего там вчерашний день ищешь? – озадачился кузнец.
– Где‑то тут подкова была, от степного коня. Ты давеча Лукьяну коня перековывал.
– Было. А тебе зачем?
– Так у Катерины тоже степняк в хозяйстве. Вот и решил подковы заранее отковать. Чтобы после не возиться.
– Брось. У нас тех подков, вон, целый ларь. На любой размер, – отмахнулся кузнец. – Надо будет, по копыту подберёшь.
Вздохнув, Матвей бросил греметь железками и, вернувшись к горну, задумчиво поворошил в нём угли.
– Хватит маяться. Ступай уж, – усмехнулся кузнец. – Вижу ведь, задумал чего‑то, а как сделать, сам не знаешь. Так ежели задумал, пойди да сделай.
Удивлённо хмыкнув, Матвей растерянно улыбнулся и, быстро сполоснув руки в бочке, отправился в дом. Достав из подпола горшок с орехами в меду и горшок с такой же ягодой, он уложил всё в крепкую корзину и, выйдя на улицу, решительно зашагал к дому девушки. К удивлению парня, на улицах станицы хоть галопом носись. Словно вымерли все. Эта мысль больно резанула Матвея. Он и сам не ожидал такой реакции на случившееся.
Подойдя к нужному тыну, он внимательно огляделся и, зайдя во двор, прислушался. Откуда‑то из‑за дома послышались звонкие детские голоса. Обойдя хату, Матвей оказался у небольшого огорода, на котором возилось всё выжившее семейство. Катерина, пропалывая грядки, что‑то негромко напевала, а трое малышей слушали её открыв рот.
– По здорову ли, хозяйка? – негромко поздоровался Матвей.
– Ой, Матвей. Ты чего тут? – резко выпрямившись, удивлённо спросила девушка.
– Да так. Узнать зашёл, как вы тут. Может, помощь какая нужна?
– Благодарствуй, да пока управляемся, – подобравшись, вежливо поблагодарила Катерина.
– Не дури, Катя, – вздохнул Матвей. – Знаешь ведь, я с добром к тебе. Вот, возьми. Малых своих порадуешь, – протянул он ей корзину.
– Спаси Христос. А что это? – осторожно взяв корзинку, спросила девушка, не сдержав любопытства.
– Помнишь, я как‑то говорил, что орех в меду больно вкусен?
– Было, помню, – улыбнулась девушка.
– Вот, попробовать принёс. Там ещё и ягода в меду. Может, пирожка малым спроворишь.
– Муки почти не осталось, – опустив голову, еле слышно призналась Катерина. – И посеять ничего не успели.
Матвей заметил, как по щекам девушки покатились слёзы. Она осталась самой старшей в семье и отлично понимала, что в сложившейся ситуации им с детьми без помощи соседей просто не выжить. Но и соседи тоже жили ожиданием осени. Ведь из‑за мора сев прошёл не вовремя и потому им теперь предстояло решать проблему добычи хлеба.
– Ты, это. Заходи, ежели чего, – запнувшись, негромко подсказал Матвей. – Я с батей говорил. Он сказал, помогать станем. И дурного не думай. Не попрошу я ничего. Не то время.
Не прощаясь, парень развернулся и быстрым шагом вышел на улицу. Как объяснить девушке, вечно ждущей ото всех подвоха, что насильно мил не будешь, Матвей не понимал. Её отец, ушибленный несчастьем дочери, сумел внушить ей страх перед любым, кто пытался хоть как‑то наладить с ней отношения. Пусть даже просто дружеские. Вот и жила девчонка в вечном ожидании подвоха.
Вернувшись в кузню, парень уселся на чурбачок и, задумчиво ероша себе чуб, принялся прикидывать, как можно помочь девчонке. По всему выходило, что придётся ехать в соседние поселения за мукой. Хлеб в их положении самый главный продукт. А с учётом того, что посеять они ничего не успели, то покупать надо много.
– Сходил? – с порога спросил Григорий, входя в кузню.
– Сходил, – всё так же задумчиво кивнул Матвей.
– И как у них?
– Хреново, – не сдержавшись, прямо высказался парень. – Мука на исходе, и посеять ничего толком не успели.
– Да уж. Задачка, – вздохнул кузнец. – И чего делать думаешь?
– За хлебом ехать надо. Муку покупать. Думаю, она и нам самим лишней не станет. Сеять‑то поздно затеяли.
– Вот и я так думаю, – неожиданно согласился Григорий. – Да и мать сетует, что муки мало осталось. В общем, собирайся, сын. В Екатеринослав поедем. Благо денег хватает. А по осени на ярмарке ещё заработаем. Ты замки свои делай. Добрый товар. Быстро расходится.
– Возни с ними много, – скривился парень.
– Всё одно делай. Нам лихое время пережить потребно, – надавил кузнец.
– Добре. Вернёмся, займусь.
Их разговор прервало появление Настасьи. Влетев в кузню, словно вихрь, казачка с ходу приняла свою излюбленную позу и, оглядев мужскую половину семьи, возмущённо спросила:
– Вы чего это расселись, словно на именинах?
– Так заказов нет, Настя, – улыбнулся Григорий в ответ. – А клинок затевать сегодня поздно. Да и металла для такой работы маловато.
– Да я не о том, – нетерпеливо отмахнулась Настасья. – Я там отложила кой‑чего Катерине. Матвей, запрягай коня, отвезёшь.
– Ты чего затеяла, мать? – растерялся кузнец.
– Как это чего? Нешто можно детей малых без куска хлеба оставить? Вот и сложила им на первое время. А вы, как с мукой вернётесь, можно будет и ещё чего собрать. Шевелись, Матвейка, – подогнала она растерянного сына.
– Вот бес в юбке, – восхищённо рассмеялся Григорий, обнимая жену.
* * *
Как было сказано на кольце известного царя – всё проходит, и это пройдёт. Станица пережила и навалившийся мор. Отплакали, отвыли вдовы, пришли немного в себя вдовцы, разобрали по соседям и родичам сирот, и жизнь снова начала входить в свою колею. Матвей, исполняя долг, регулярно выезжал в патрули и разъезды. Будучи единственным в станице пластуном, он просто вынужден был тянуть службу, потому как больше просто некому было.