Тайна Дома трех вязов

И вот, когда комиссар уже начал приходить в уныние, на дне последнего ящика обнаружилось нечто невероятное. Под грудой конвертов Форестье нашел газеты и журналы, которые могли бы показаться обычными, если б из них не были вырезаны десятки букв. Потрясенный комиссар поспешно достал три анонимных письма, которые дал ему граф.

Сомнений не было: письма с угрозами составили из букв, вырезанных из этих газет.

 

Глава 14

Трудный день

 

За лесом, еще окутанным утренним туманом, блеснули первые лучи солнца. Над влажными от росы лугами царила тишина. Взобравшись на садовую лестницу, комиссар Форестье внимательно осмотрел окна дома снаружи.

Он не спал почти всю ночь и лишь на несколько часов задремал на диване в кабинете, который не хотел оставлять без присмотра. Быстро умывшись и переодевшись, комиссар отправился на кухню, где уже суетилась мадам Валлен, и попросил у нее чашку черного кофе. Анри уже был на ногах, что не удивляло. Дворецкий осунулся и побледнел, явно потрясенный смертью хозяина.

Анри дал ему лестницу садовника и катушку проволоки. Форестье уже добрых десять минут тщетно возился с окном кабинета. Он скрутил проволоку, чтобы сделать что‑то вроде крючка, и пытался закрыть железный стержень шпингалета, подцепив ручку. Конечно, особых талантов взломщика у него не было, но приходилось признать: затея невыполнима.

– Комиссар! Вы записались в акробаты?

Форестье обернулся. Он и не слышал, как приехал Гийомен.

– Доброе утро, лейтенант. Вот, провожу небольшой эксперимент…

Отказавшись от своих планов, он осторожно спустился по лестнице, чтобы не потревожить больную ногу.

– И каков результат?

– Пока никакого. Я пытался подтвердить нашу гипотезу. Теперь могу утверждать, что убийца точно вышел не этим путем. Я не думал, что вы так быстро вернетесь…

– О, я уже давно проснулся. Невозможно спать, когда такое творится.

– Вчера вечером я сделал поразительное открытие.

– В самом деле?

– В бумагах графа достаточно подтверждений о том, что дела его были плохи и долгов предостаточно. Но это не самое интересное. Только представьте: граф никогда не получал писем с угрозами.

– Но… мы их видели, те самые письма!

– Я не говорил, что их не существует. Письма написал сам граф и положил их в почтовый ящик.

Форестье рассказал о цитате, взятой Монталабером из Библии, и о газетах, из которых были вырезаны буквы для составления посланий.

– Какой‑то абсурд! Зачем ему это?

– Он меня обманул. Неприятно признавать, но это правда. Этими письмами граф вызвал меня в «Три вяза». Разве я мог ему отказать, если на кону стояла его жизнь?

– Что же было у него в голове?

– Думаю, он в самом деле чего‑то опасался и считал, что я смогу его защитить. Я перед ним виноват. Монталабер надеялся на меня, а я не смог предотвратить его убийство.

Гийомен на несколько секунд задумался.

– Как вы считаете, он знал, что по его душу явится кто‑то из гостей?

– Этого нельзя исключать.

– И все же странно приглашать в гости собственного убийцу!

– Наверное, он думал, что, если я приеду, преступник не осмелится… Лейтенант, я просто осёл!

– Ну что вы… Никто не смог бы предотвратить случившееся.

Форестье положил лестницу на землю. Продолжать беседу на эту тему было бессмысленно.

– Представляете, комиссар, у моей жены есть собственная версия относительно убийства.

– У вашей жены?

– Она часто ходит в кино и особенно любит детективы. Сегодня утром она размышляла над нашей загадкой и выдвинула такое предположение: что, если это в самом деле самоубийство?

– Ну вот! А я так надеялся, что убедил вас в обратном…

– Вы меня убедили, но Эвелин напомнила мне об одном старом деле… В тот раз мы обнаружили мертвого фермера в его сарае, рядом лежал револьвер. Все признаки самоубийства. Одно было странно: три раны в голове.

– Три?

– Да. Понимаете, почему мы склонялись к версии об убийстве… Потом коронер написал в отчете, что первые две пули не пробили череп; несмотря на тяжелое ранение, бедняга‑фермер нашел в себе силы выстрелить еще раз. Наши баллистики доказали, что револьвер был неисправен, а патроны отсырели.

– Странная история, признаю, но какое отношение она имеет к нашему делу?

– В нашем случае мы столкнулись с самоубийством, которое выглядело как убийство. А что, если сейчас перед нами самоубийство, замаскированное под убийство? Насколько нам известно, состояние здоровья графа оставляло желать лучшего. Представьте, его дни сочтены… Перспектива медленного угасания и неизбежной зависимости от окружающих настолько его расстраивает, что он решает покончить со всем этим. Однако граф не может заставить себя совершить самоубийство. Монталабер – эстет, во всем предпочитает утонченность. Поэтому он решает инсценировать свою смерть и превратить ее в вызов.

– Кому же предназначался этот вызов?

– Конечно же, вам, комиссар, потому‑то граф и приложил столько усилий, чтобы заманить вас в гости. Однако вы выяснили, что он не получал писем с угрозами. Монталабер хотел, чтобы вы приехали и разгадали загадку его смерти. Моя жена предполагает, что граф не знал, когда все случится; он лишь был уверен, что произойдет это в выходные дни. Он пригласил четверых важных гостей, чтобы у вас были достойные подозреваемые – без подозреваемых преступление становится не таким интересным. Около десяти вечера игроки в вист встают из‑за стола, неожиданно звонит телефон – и граф приступает к делу. Он запирается в кабинете и стреляет в себя из пистолета, причем делает это правой рукой, хотя он левша, – по его мнению, так вы наверняка придете к выводу, что это не может быть самоубийством. И оставляет вам тело в запертой комнате…

Форестье с сомнением хмыкнул.

– Гениально. Но если из браунинга не стреляли, то как граф выстрелил себе в голову?

– Возможно, не обошлось без Анри. Дворецкий вошел в кабинет и забрал пистолет, из которого стрелял Монталабер.

– Это невозможно. Я бросился к телу первым, больше к нему никто не приближался. Если б там лежал еще один пистолет, я бы его увидел. В конце концов, Анри – не Гарри Гудини!