Тайны льда
Зайти в магазин, где дамы выбирали сладости, в тулупе и шапке дядя Миша постеснялся. Пробовал разглядеть через витринное стекло, отражения улицы путали бликами.
Подхватив хлыст, дядя Миша шагнул к стеклянным дверям с резными завитушками. Створка распахнулась, вышла Наденька. Без кульков и коробочек. Дядя Миша заметил: глазки‑то красные. Слова не молвив, Наденька залезла в сани, натянула покрывало. Сидела молча, уставившись на конский хвост. Видя, что дела творятся неладные, дядя Миша склонился к саням.
– Кто обидел? – спросил он со всей строгостью. Какие тут шутки.
– Ничего… Всё хорошо… Всё хорошо… – бормотала она, не подняв головы. И вдруг крикнула: – Чего стоим? Поехали отсюда! Поехали! Трогай!
Обижаться дядя Миша права не имел, видел: с Наденькой творится неладное. Залез на облучок:
– Куда прикажете, барышня?
И услышал:
– Дядя Миша…
Так жалобно, так горько, с такой тоской, чуть сердце не выпрыгнуло. Не мог больше характер показывать:
– Что приключилось, милая? Говори как есть.
Наденька не плакала. С детства плакать не умела. Только в глазах печаль, что словами не высказать.
– Ничего, дядя Миша… Ничего… Всё будет хорошо…
– Что ж хорошего, на тебе лица нет.
– Это так, замёрзла… Пройдёт…
– Не скрывайся, скажи, кто обидел. Он там прячется? – Дядя Миша мотнул головой на окна магазина.
– Вот ещё придумал. Там посетители, официанты.
– Тогда что?
– Просто плохое настроение.
– Ну как знаешь.
– Прости, прости меня, дядя Миша, славный, добрый, замечательный. Прости меня… – И она вцепилась зубками в край покрывала. Чего маленькой не позволяла себе.
– Куда теперь, к Елисеевым?
Она мотнула головкой, выпустив покрывало:
– Нет, не хочу, не хочу… Поехали на каток. Поехали…
– К Зоологическому саду? – удивился дядя Миша. – Ты не одета как должно, коньков нет. Давай домой вернёмся.
– Не хочу домой… Знаешь что, едем сейчас… Едем в Столешников переулок к дому Никифорова.
– Никак, в фотографический салон собралась?
– Да, к Фландену. Где мы всегда снимаемся.
– Так не причёсана, не одета. Чего ради так спешить? Да и матушка позволения не давала…
Наденька показала сторону характера, какую лучше не знать.
– Едем! – и откинулась на подушки.
Разговор окончен. Ничем не свернёшь. Упрямством в отца.
Дядя Миша залез на облучок, дёрнул вожжи. Лошадка резво побежала.
9
23 января 1899 года, суббота
Вид чиновника говорил об успешной карьере в Министерстве иностранных дел. Борис Георгиевич Ванзаров излучал сияние благополучного человека. Свет этот невидимый ни с чем не спутаешь. Ему низко кланяются швейцары и услуживают официанты, городовые на всякий случай отдают честь, а извозчики сдирают втридорога. Свет этот включается при переходе из чина коллежского советника к статскому советнику. Или при удачной женитьбе на дочери тайного советника [1], не меньше. Все это было источником света Бориса Георгиевича. Ну и конечно, ум, который в семье достался целиком ему, а младшему брату перепали жалкие крохи. Ну скажите: пойдёт умный человек, которому светит блестящая академическая карьера, служить в полицию? Вот именно…
– Борис, что тебе нужно? – напомнил недалёкий младший брат, который упорно не замечал сияния, исходившего от старшего. – У меня мало времени.
Борис Георгиевич пригласил Ванзарова в ресторан «Медведь» на Невском проспекте. Он рассчитывал, что доброта откроет дверцу в кладовку благодарности в душе младшего. Ничего подобного. Ванзаров не поддержал светский разговор, сидел с таким видом, будто сбежит в любую минуту.
– Вопрос достаточно тонкий, – начал дипломатический подход Борис Георгиевич.
– Тонкие вопросы скрывают мутные делишки, – ответил Ванзаров и выразительно посмотрел на часы. – Что тебе нужно?
Полицейская прямота ранила Бориса Георгиевича в самое сердце. И потушила свет. Не совсем, конечно. Тихонько тлело.
– Раз у вас в полиции принята такая простота…
– Мы только протоколы писать умеем и водку из графина пьём.
Борис Георгиевич кисло улыбнулся. Если б не нужда – никогда бы не просил об услуге.
– Родион, ты прекрасно знаешь, сколько я для тебя сделал, – начал он отеческим тоном.
Другой младший брат промолчал бы из вежливости. Но не Ванзаров. Известно ведь: ему ума не досталось.
– Будь любезен, перечисли три случая, когда ты для меня что‑то сделал.
– Изволь… Когда тебе было десять лет, я повёл тебя на каток на Екатерининском канале. Помнишь? Вот…
– Раз. – Ванзаров загнул палец. – Ещё.
– Ну, знаешь… Много чего было… У тебя неблагодарная память, вспомни сам. – Борис Георгиевич применил приём дипломатических переговоров. – Не о том речь. Ты знаешь, что для карьеры мало талантов и стараний, нужны некие дополнительные факторы.
– Тебе не хватило женитьбы на дочери тайного советника Мертенса, члена Совета Министерства внутренних дел?
Прямолинейность брата была возмутительной. Борис Георгиевич возмутился. Но про себя.
– Родион, чтобы достичь желаемого, надо быть вхожим туда, где решаются судьбы.
[1] Чин III класса, соответствует армейскому генерал‑лейтенанту.
