Тайны льда
– Ах, ведь! – Бранд шлёпнул себя по шинели. – Гостиница Андреева на нашем участке, напротив Юсупова сада. Зачем ему номер, он же с отцом проживает?
– Зачем номер молодому неженатому человеку? Особенно в такой гостинице.
Намёк был понят, Бранд хмыкнул, будто смутился. Дескать, он себе таких вольностей не позволяет. Хоть сам молод, не стар. Его интересы – служба. И только служба.
Ванзаров покрутил ключ на пальце и спрятал в карман пальто.
– Сергей Николаевич, в костюме Куртица по улице можно идти?
– Ни в коем случае! – заявил Бранд. – Настоящие конькобежцы такую вольность не допускают: костюм для льда. Коньки к ботинкам привинчены. От гостиницы не пошёл бы на коньках.
– Где он переоделся и оставил уличную одежду?
– Ах, ведь! – воскликнул поручик. – Как я забыл… В Юсуповом гостевой павильон с комнатами для переодевания. В суматохе упустил… Да, и вот ещё что. Свидетели показали: Ивана Куртица давно не видели на катке. Только появился – и такое несчастье.
– Как давно не был?
– Не уточнил. Простите…
– Благодарю, – сказал Ванзаров, протягивая руку для прощания. – Скажите приставу, чтобы доставили тело в Мариинскую больницу, господин Лебедев там проведёт вскрытие.
Бранд повёл себя дерзко: нарочно завёл руку за спину:
– Господин Ванзаров… Родион Георгиевич… Позвольте дальше с вами…
– Зачем?
– Признаюсь: в участке скука смертная, пристав из меня душу вынимает, ругает почём зря, бумагами заваливает, а я хочу… Хочу настоящую полицейскую службу… В сыск хочу… Простите за откровенность… Можно с вами? Прикажите быть при вас… Имеете право прикомандировать меня от участка для помощи в розыске…
Ванзаров вспомнил, как весной 1895 года пришёл в участок служить и защищать [1]. И как быстро узнал, что в жизни нет места иллюзиям. А в полицейской службе – тем более. На какой‑то миг заглянул в зеркало прошлого. В Бранде он увидел себя.
– Башлык на фуражку наденьте, – сказал он. – Отмороженные уши сыску бесполезны.
– Слушаюсь! – обрадовался Бранд. – Я мигом!
Выбежал из мертвецкой, забыв запереть. Бойкий юноша, есть за что приставу злиться.
Выходя, Ванзаров прижал дверь мертвецкой куском льда.
17
Сердце Тухли обратилось в камень. Ни жалости, ни раскаяния. Пусть будет стыдно тому, кто виноват. Он оделся во всё лучшее, что нашёл в платяном шкафу Ванзарова, натянул своё пальтишко ещё приличного вида и модный котелок – память семейной жизни и забот жены.
Полный решимости, Тухля спустился с лестницы. Вышел из дома и перешёл улицу, чуть не попав под несущуюся пролётку, однако не испугался. Но стоило ему подойти к витым воротам Юсупова сада, решимость покинула его.
Над опорами ворот гордо реяли флаги – флаг Общества любителей бега на коньках с крылатым коньком и трёхцветный государственный. За воротами виднелась чёрная шинель швейцара с золотым шитьём на отворотах. Её владелец с окладистой бородой и фуражкой с крылатым коньком на тулье казался маршалом коньковых войск.
На пруду пятеро садовых работников в валенках и чистых полотняных фартуках заливали лёд из огромных леек, будто грядки поливали. Струи воды почти смыли вензель, от него еле угадывались верхушка «I» и острые уголки «М». Величественная картина. Сердце Тухли дрогнуло заячьим хвостиком. Обман раскроется, ему скажут: «Да какой вы Ванзаров, посмотрите на себя! Ванзарова мы знаем, он орёл, герой. А вы кто? Тухля, одним словом».
Как известно, римляне презирали трусость. Шли на кинжалы друзей с гордо поднятой головой. Тухля был истинным римлянином. Не по рождению, по духу. Как он считал. И подошёл к воротам. Оглядев его с ног до головы, швейцар вынес не лучшее мнение. Открывать не поспешил.
– Что вам угодно? – спросил он строго. Как бродягу.
Тухля пожалел, что он римлянин. В душе. А тут ещё городовой на углу улиц глянул как‑то подозрительно. Да ещё ворона закаркала. Ну всё, конец, сейчас разоблачат, позора не миновать… Немного дрожащей рукой он предъявил гостевой билет.
Внимательно рассмотрев пригласительный билет, швейцар поклонился и даже приложил ладонь к фуражке.
– Добро пожаловать, господин Ванзаров, на каток Юсупова сада.
– Благодарю, – ответил Тухля, подражая манере друга. Страх держал холодными лапками.
– Извольте пройти к главному павильону. – Швейцар указал на длинное одноэтажное строение, поставленное на берегу пруда. – Господин распорядитель всё покажет. Приятного катания…
– Благодарю, любезный. – Тухля ощутил, как окрепла гордость римлянина. Надо бы швейцару на чай дать, да только нечем. Он ограничился поклоном.
Каток пустовал. Раза два поскользнувшись на утоптанной дорожке, Тухля добрался до павильона. Ступив на деревянный наст, испытал облегчение и вошёл в гостевые сени. Из‑за конторки поднялся моложавый господин приятной наружности, модно одетый, с модно завитыми усиками. Окинул Тухлю оценивающим взглядом. К счастью, Тухля не знал, что о нём подумали. Гордость римлянина могла сникнуть.
– Чем могу служить?
Тухля бесстрашно вручил гостевой билет и добавил:
– Я тут впервые…
Распорядитель изучил билет, будто убеждаясь, что не фальшивка, даже не поленился раскрыть. Он наградил гостя самой приветливой улыбкой:
– Господин Ванзаров…
Тухлю передёрнуло, он затравленно огляделся.
– А? Где? Ах, да… Это я… да… – сам же подумал: «Как тяжко жить под чужим именем».
– Господин Ванзаров, – повторил распорядитель, всё ещё протягивая билет. – Рады приветствовать на катке Общества. Я распорядитель, Иволгин Николай Иванович. Всегда к вашим услугам.
– Благодарю. – Тухля овладел собой, насколько это вообще возможно, и забрал билет. – Уже можно кататься?
Наивности можно было умилиться. Иволгин и бровью не повёл:
[1] Об этом узнаете в романе «Смерть мужьям».
