Тайны льда
Вопрос чиновника сыска показался странным. Иволгин немного замешкался.
– То же, что и всем, – наконец ответил он. – Наш милый Иван Фёдорович умер на катке. Полиция установила смерть от естественной причины. Наверное, сердце остановилось. Огромное несчастье и потеря для фигурного катания. Иван Фёдорович, как все полагали, должен был взять первый приз на состязаниях, что начнутся завтра.
– Случилось нечто иное, – сказал Ванзаров, следя за лицом Иволгина.
Брови его только чуть дрогнули.
– Неужели? – спросил он, понизив голос.
– Проводится розыск по убийству Ивана Куртица. Сведения строго конфиденциальные. Вам понятно, что это значит?
Как ни старался Иволгин казаться джентльменом, новость сломила невозмутимость.
– Вот как, – растерянно проговорил он. – Вот, значит, как… Бедный Ваня, простите, Иван Фёдорович. Но как это возможно, господа?
Бранд оставил попытки войти в разговор.
– Выясним, – ответил Ванзаров.
Снизу каток был красивее, чем из его окна: зеркало льда в кружевах снега. По зеркалу скользят дамы с кавалерами. Кажется, в таком волшебном месте нельзя помыслить о смерти, бедах и прочей чепухе.
Иволгин овладел собой, одёрнул пальто, как солдат оправляет шинель перед боем:
– Господа, располагайте мной. Полностью к вашим услугам.
– Благодарю. Иван Куртиц был вашим другом?
Распорядитель позволил себе печальную улыбку:
– Я наёмный сотрудник катка. Иван – сын члена правления Общества. У нас были добрые отношения, насколько позволительно. Иван Фёдорович никогда не показывал верховенства.
– У него были враги?
– Невозможно представить. Иван со всеми был дружен, никому не делал зла. Исключительной доброты человек.
– Кто мог завидовать его спортивным достижениям?
Иволгин смущённо кашлянул:
– Достижения были впереди. Иван Фёдорович обладал несомненным талантом к фигурному катанию, но призов ещё не брал. Его победу ожидали на ближайшем состязании.
– Что происходило вчера?
– Ничего особенного. – Иволгин чуть заметно пожал плечами. – Иван появился довольно внезапно…
– Прошу пояснить, – перебил Ванзаров.
– С отцом, господином Куртицем, он отбыл в Москву в десятых числах января, точнее не помню. Фёдор Павлович вернулся, Иван остался готовиться к выступлению на московских состязаниях, как нам было сказано. И вдруг появился.
– В чём причина?
Распорядитель только развёл руками:
– Простите, мне не докладывали. Иван был весел, шутил, в отличном настроении.
– С кем общался до выхода на лёд?
Вопрос вызвал затруднение:
– Прошу прощения, точно не помню, кто‑то из членов Общества был в павильоне… Поздоровался, пошёл переодеваться.
– Постарайтесь вспомнить, господин Иволгин, с кем общался Иван Фёдорович.
– Да… позвольте. – Распорядитель задумался. – Протасов был, Картозин был. Возможно, кого‑то не заметил.
– Кто эти господа?
– Конькобежцы нашего общества. Готовились выйти на лёд.
– Где Иван переодевался?
– В личной комнате господина Куртица, – Иволгин указал на павильон. – Такие предоставлены самым уважаемым членам правления Общества. Господин Куртиц разрешает пользоваться сыновьям. Я выдал Ивану ключ.
– Дальше…
– Собственно, всё. Иван в костюме для состязаний вышел на лёд.
– С кем он катался?
Иволгин позволил себе многозначительную улыбку:
– Мадемуазель Гостомыслова из Москвы. У нас по пригласительному билету Общества. Барышня первый раз на нашем льду, произвела впечатление.
– Иван Фёдорович с ней знаком?
– Вероятно. Они же совместно катались.
На веранде павильона поднимался дымок самовара, вазочки с вареньем поблёскивают хрусталём, закуски не разглядеть.
– Он перекусил перед выходом на лёд? Выпил чаю или чего‑то крепкого?
Вопрос полицейского мог вызвать улыбку. Иволгин не позволил себе вольность:
– Иван Фёдорович – опытнейший конькобежец. Перед катанием приём пищи нежелателен.
– Кто сопровождал мадемуазель Гостомыслову?
– Мадемуазель пришла на каток самостоятельно.
– Проводите нас в комнату для переодевания.
Колебания были недолгими. Иволгин предложил следовать к павильону, спускавшемуся пологими ступеньками ко льду.
Середину деревянного дома занимал не слишком просторный холл с конторкой. В обе стороны расходились коридоры с шеренгами закрытых дверей. Из ящичка, что висел на стене за конторкой, Иволгин взял ключ, провёл в левый коридор, остановился у двери с номером 10, отпер замок и почтительно распахнул створку.
Комната оказалась шириной с кладовку. Несмотря на тесноту, в ней имелись электрическая лампочка, вешалка, полочка для мелких вещей, круглый столик‑консоль, небольшая тумбочка и стул на потёртом коврике. Всё для удобства конькобежцев. С крючков свисали пальто на меху, пиджак и брюки на подтяжках. Под ними ждали добротные ботинки на толстой подошве. В угол комнатки уткнулся ком упаковочной бумаги с разорванной верёвкой.
– В этом был упакован костюм Куртица? – спросил Ванзаров, поднимая и разворачивая ком. Бумага плотная, новая, пахнет глажкой.
– Совершенно верно, – ответил распорядитель.
Он был невозмутим. Терпеливо смотрел, как сыщик обшаривает карманы пальто и одежды.
– Сергей Николаевич, проверьте тумбочку. – Ванзаров посторонился, пропуская Бранда, чтобы тот не стоял без дела.
– Есть проверить. – Бранд деловито вошёл, наклонился и распахнул дверцу. – Тут стопка тёплых носков и кильсонов.
– Господа, это личные вещи Фёдора Павловича! – не удержался Иволгин. – Проявите уважение.
Бранд готов был перевернуть тумбочку, но Ванзаров дал знак не усердствовать.
