Тайны льда
Мужчины катались, демонстрируя мастерство, насколько хватало смелости не столкнуться лбами. Дамы – в паре с кавалерами, опираясь на их руку и стараясь казаться неловкими. Лишь одна барышня каталась исключительно умело, не размахивая ручками, как крылышками, а спрятав их в тёплую муфту. Из толпы за ней следил восторженный взгляд. Владелец этого взгляда был не слишком высок и крепок телом, ему приходилось вставать на цыпочки, чтобы не потерять из виду объект интереса. Интереса столь горячего, что ни лампочки, ни прочие чудеса он не замечал. До всяких взглядов из толпы барышне не было дела.
Время летело незаметно, как бывает в минуты скоротечного счастья. Прошло два часа от начала праздника, трубачи отморозили губы, ротмистр‑дирижёр утомился махать палочкой. Был объявлен перерыв, чтобы приготовиться к главному событию вечера.
На деревянной веранде, с которой конькобежцы сходят на лёд, стояла пара господ, как капитаны на капитанском мостике крейсера. У них были отличные коньки, привинченные к ботинкам. К статному господину в распахнутом пальто на бобровом меху подбежал артельщик Серафимович, спросил, когда прикажут начинать. На что получил краткий ответ: «Начинайте, как только махну». Артельщик обещал исполнить в лучшем виде и убежал готовиться.
Господин взял рупор и громогласно попросил, чтобы дамы и господа собрались напротив куба, сложенного из больших кусков прозрачного льда, на безопасном расстоянии. Куб находился поблизости от ёлки, так что судьба Деда Мороза была в его варежках.
– Ну, Фёдор Павлович, бал удался вполне, – сказал господин в плотно застёгнутом пальто добротного английского сукна, полы которого доходили до коньков. – Даже подарки гостям предусмотрели. Как мило: бонбоньерка с нашим гербом, крылатым коньком, на крышке. Вашим стараниям надо отдать должное.
– Да, уж постарались, – отвечал тот, сильнее распахивая пальто, будто ему жарко. – Средств потрачено немало, Михаил Ионович. Деньги с неба не падают, сами знаете.
Намёк был прозрачен как лёд: членских взносов на такой размах не хватило бы. Председателю Общества, господину Срезовскому, это было известно. Фёдор Павлович Куртиц, член правления, добавил щедро.
– Великое дело сделали, – сказал Срезовский, будто оправдываясь. – Слава нашего Общества засияла с новой силой, а престиж поднялся на недосягаемую высоту.
– Куда уж выше, – Фёдор Павлович прихватил зубами толстую сигару, по привычке не откусывая кончик и не прикуривая.
– Что‑то вы невеселы в такой день, можно сказать, вашего триумфа.
– Заботы не отпускают, Михаил Ионович.
Господин Срезовский проявил такт, не став допытываться. Злые языки, на которые кандалы не накинешь, болтали о заботах господина Куртица такое, о чём спросить нельзя. Воспитанному человеку.
– С торговлей нехорошо? – только поинтересовался Срезовский.
– Лучше не бывает. Растём.
– Убежище приносит хлопоты?
– Никаких хлопот, – ответил Куртиц. – Если бы не эта старая дура Жом… Совсем на жадности свихнулась. Всё это пустое. Пиротехник подаёт знак. Пора…
Фёдор Павлович поднёс к губам жестяной рупор и на весь притихший сад объявил:
– Дамы и господа, внимание! Внимание! Примите скромный подарок от нашего Общества.
Он махнул рукой в сторону темневшей поляны, которая начиналась за прудом и простиралась до ступенек пологой лестницы Юсуповского дворца, разлёгшегося анфиладой просторных окон по моде строителей конца XVIII века. Уф‑ф, выговорили…
В далёкой темноте вспыхнули фонтаны огня. Ещё и ещё. Дорожка искрящихся факелов загоралась и стремительно приближалась к пруду. Рядом с верхушкой ёлки вспыхнули облака огня, просыпавшись дождём искр. А следом из ледяного колодца взлетел огненный сноп, словно лёд обратился вулканом. Зрелище было столь невероятным, что гости бала и публика за решёткой смотрели, разинув рты. В довершении фейерверка взлетели шутихи, пронзая огненным свистом морозное небо, оставляя за собой хвосты искр.
Посматривая, как сгорают его деньги, Куртиц не испытывал радости. Тяжкие думы не пускали радость в душу.
Что‑то просвистело у его головы, осыпая искрами. Он машинально нагнулся, закрывшись рукавом. Следом пронеслась парочка шутих. Самая дерзкая вонзилась ему в плечо и упала под ноги. Срезовский смотрел, как на ткани занялся огонёк, указал пальцем, издав звук неразумного младенца. Куртиц выплюнул сломанную сигару и затушил тлеющую ткань перчаткой.
– Боже мой, – выговорил Срезовский. – У вас… дырка…
Догорел ледяной вулкан, потухли искры. Публика разразилась аплодисментами и восторженными криками. Особо драли глотки те, кто смотрел салют за решёткой. Им было видно ничуть не хуже и даром. Отдохнувший оркестр с новыми силами взялся за Штрауса. По льду заскользили коньки, дамы и господа продолжили ледяной бал. А Дед Мороз проковылял под ёлку.
Подбежал напуганный Серафимович. Владелец пиротехнической артели клялся и божился, что это чистая случайность, не знает, как так вышло, что ракеты ушли не туда, приносит свои извинения и вообще полон раскаяния. Раз в сто лет фейерверк преподносит сюрприз.
Оправдания Куртиц выслушал, показал прожжённую дыру, потребовал оплатить пальто на дорогом меху, иначе подаст жалобу приставу. Вдобавок желает получить существенную скидку на фейерверк будущего маскарада. Фёдор Павлович снял пальто и кинул к ногам оробевшего мастера. Серафимович подобрал и с поклоном удалился.
Выпустив гнев, Фёдор Павлович испытал некоторое облегчение, вдохнул мороз полной грудью, затянутой в рубашку из тонкого шёлка с чёрной бабочкой на шее.
– Восхищаюсь вашим хладнокровием, – сказал Срезовский, заново переживая запоздалый страх. – А если бы шутиха угодила в лицо?
– Мне бояться нечего, пусть они боятся, – ответил Куртиц, впрочем, не уточнив, кого имеет в виду.
Уточнять Срезовский не посмел:
– Пойдёмте в зал, Фёдор Павлович, стол уже накрыт…
– Сделаю пару кругов для моциона и присоединюсь к вам.
С этими словами Куртиц сошёл на лёд, оттолкнулся и покатил к середине пруда, где возвышалась ёлка, а под ней мёрз Дед Мороз. Вскоре он растворился среди катающихся дам и господ. Срезовский потерял его из виду. Он всё не мог отогнать странную мысль: «Экая странность, что шутихи угодили именно в Фёдора Павловича. Что с ним такое? То снежная глыба рядом упала, то чуть пролётка не снесла. Что за напасти?»
Плохим мыслям в такой вечер не место. Музыка, лёд и огоньки манили. Срезовский поехал туда, где богатые и красивые конькобежцы коньками резали лёд. А голытьба за решёткой наблюдала за роскошным балом и завидовала. От века и впредь жизнь так устроена: одним – веселье, а другим – нужда.
Ничего с этим не поделать.
4
