Таверна «Хитрая свинья», или Котлета для генерала

В мозгу начали крутиться шестеренки. Если я сейчас зациклюсь на том, как оказалась здесь, ни к чему хорошему это не приведет. В первую очередь нужно подумать о своем существовании среди недружелюбных людей. Они, скорее всего, являлись родственниками девушки, тело которой заняла моя душа. Мужик назвал меня «сестрица». Онтария являлась его супругой, значит мне она невестка. Я вспомнила слова «брата», что меня прижил какой‑то барон со второй женой.

– Господи… я реально думаю над этим? – растерянно прошептала я. – Бароны, замки… Бр‑р‑р…

Но тогда получалось, что я дочь барона. Почему же ко мне такое отношение? Тут же в голову пришло вполне логичное объяснение. Замок находится в критическом состоянии, из чего не сложно было сделать вывод: его хозяева нуждались в средствах. Сестра – это бремя, лишний рот.

В первый раз в жизни мне захотелось плакать. Зачем со мной так поступили? Почему выдернули из привычного мира? За что?

В дверь тихо постучали, и я настороженно посмотрела на нее. Кого еще принесло?

– Пенни, детка, это я, старый Гудвин! – раздался ласковый мужской голос. – Я кое‑что принес.

Я отошла от окна и открыла дверь. Тот, кто находился за ней, точно не был злым человеком.

– Ах, ты ж моя красавица… – в комнату шагнул сухонький старик в потрепанной одежде. Его седые волосы были собраны в низкий хвост и перетянуты старой лентой. Выцветшие глаза излучали доброту, на губах играла ласковая улыбка. – А ну‑ка посмотри, кто у меня тут? Я нашел Энн в свинарнике.

Старик выудил из‑за спины какой‑то серый комок и протянул его мне. Я осторожно взяла его, не представляя, что это может быть. Да это же кукла! У нее была деревянная голова с остатками краски на лице, вместо волос – грязное мочало, одежда давно потеряла вид и стала похожа на лохмотья.

– Ты, наверное, переживала? Думала, что Энн уже не вернется? – Гудвин взял меня под локоть и повел к кровати. – Присядь, я посмотрю, что у тебя с головой.

Его ласковые пальцы раздвинули волосы, где оставалась отметина от удара ключами. Кожа саднила, но это было меньшим из зол.

Странно… Хозяйка этого тела играла в куклы? Вроде бы не ребенок. И мягкий успокаивающий тон старика… Так разговаривают с душевнобольными. Возможно, настоящая Пенелопа отставала в развитии?

– Я сейчас принесу воды, чтобы смыть кровь, – сказал Гудвин, гладя меня по голове. – Иначе она засохнет, и придется отрезать пряди. Ведь леди Онтария позволяет тебе мыть голову только раз в месяц.

Что? Вот откуда этот неприятный запах… Это тело не видело воды и мыла долгое время!

Старик ушел, а я задумалась. Картинка начинала потихоньку складываться. Девочка действительно была больна, а эти изверги издевались над ней! Во мне поднялась волна протеста. Нет, если я уже попала сюда, то нужно с этим что‑то делать! Никто больше не посмеет обижать меня. Отсидеться все равно не получится.

– Ничего… человек приспосабливается ко всему, – прошептала я, глядя на куклу, лежащую на коленях. – И мы приспособимся. Правда?

Вернулся Гудвин с кувшином и льняной тряпкой. Он осторожно промыл мне рану, а потом со вздохом сказал:

– Завтра поутру барон уезжает в Торнтвэйн, чтобы увидеться со своим племянником Лэри. Решили они с супругой выдать тебя замуж, моя птичка… Загубят тебя. Загубят бедняжку… И я помочь ничем не смогу… Если бы знал покойный ваш батюшка, какую судьбу тебе уготовили, наверное, из могилы бы поднялся!

Я подняла голову и увидела полные слез глаза старика. Он искренне переживал. Заметив мой взгляд, он быстро отвернулся, вытер слезы, после чего с улыбкой сказал:

– Ты сегодня не укачиваешь Энн? Или она не хочет спать?

Я молчала, не зная, как вести себя. Ладно, дождусь, когда уедет братец, и начну осматриваться. У меня до утра есть время подумать и составить план действий.

До самой ночи я маялась, не находя, чем себя занять. Изучала свою внешность, потом выбила пыль из подушек, положив их на подоконник. Вытряхнула покрывало. Комната требовала генеральной уборки, ведь здесь просто невозможно было находиться! Но больше всего я хотела помыться. Исходящее от тела амбре начинало действовать на нервы.

Гудвин пришел еще раз, когда я уже начинала засыпать. Старик принес мне ужин. Это было одно небольшое яблоко, кусок черного хлеба и кубик кислого сыра.

– Поешь, моя птичка, совсем ведь исхудала…

Я с трудом запихнула в себя все, что он принес, понимая, что перебирать в моем случае не лучший выход. Мне нужны были силы.

Всю ночь меня мучили кошмары. Обрывки снов пролетали, будто стая птиц, не задерживаясь в голове. А когда я проснулась, то долго не открывала глаза, мечтая, что сейчас окажусь в своей кровати. Но ничего не изменилось. Та же пыльная комната, те же заснеженные вершины за окном. За ним раздались какие‑то звуки и, встав с кровати, я выглянула на улицу. От замка удалялась лошадь, в седле которой находился хозяин. Поехал сватать мне своего племянника… Ну‑ну…

Я вышла из комнаты, спустилась по винтовой лестнице и столкнулась в холле с Гудвином. Он, видимо, направлялся ко мне, неся поднос, накрытый полотенцем.

– Пенни, детка, тебе лучше вернуться в свою комнату, – старик мягко подтолкнул меня к лестнице. – Не приведи Господь, тебя леди Онтария увидит!

– А где она? – спросила я, не двигаясь с места. – Мне нужно поговорить с ней.

Старик уставился на меня изумленным взглядом.

– О чем поговорить, Пенни?

– О жизни, – я усмехнулась. – Так где она?

– В столовой, – Гудвин кивнул на дверь. Выражение его лица говорило, что старик пребывает в полном шоке.

– Спасибо, – я приподняла полотенце, прикрывающее завтрак. Кусок хлеба, деревянная плошка с отвратной размазней, издалека напоминающей кашу, и кружка с водой. – О, чудесный завтрак. Дай‑ка я возьму поднос. Поделюсь завтраком с невесткой.

Старик позволил забрать у себя поднос и наблюдал за мной с приоткрытым ртом, пока я шла к дверям столовой.

 

Глава 3

Столовая, несмотря на царивший упадок в замке, выглядела величественно. В огромные, окруженные резьбой окна заглядывало утреннее солнце, и его лучи скользили по высоким потолкам, украшенным лепниной. Посередине комнаты стоял длинный дубовый стол, в конце которого сидела леди Онтария. Я прошла мимо ряда стульев, обитых потерявшей вид парчой, и остановилась рядом с хозяйкой замка. Она смотрела на меня со смесью удивления, брезгливости и неприязни.