Таёжный, до востребования

Не успела я намылиться, пришли три медсестры терапевтического отделения. Они стали раздеваться, смеясь и обсуждая подробности своей и чужой личной жизни. Нина попыталась их урезонить, но, поняв, что это бесполезно, красноречиво закатила глаза, как бы говоря: «Ничего с ними не поделаешь!». Отсутствие горячей воды девушек не смутило, они встали под лейки, повизгивая от холода и энергично растираясь мочалками.

Я впервые мылась в такой тесноте и настолько на виду, поэтому постаралась свести процесс к минимуму, тем более воду приходилось расходовать очень экономно, зачерпывая ковшиком по чуть‑чуть. Казенное полотенце, одолженное Ниной, оказалось настолько застиранным, что по тонкости напоминало марлю.

Глядя, как я пытаюсь натянуть на влажное тело спортивный костюм, Нина заметила:

– В следующий раз возьми халат. Ты не в гостях, щеголять тут не перед кем.

– Ну почему же? – вмешалась одна из медсестер. – А наши доктора с первого этажа?

Ее товарки прыснули со смеху, а я, покраснев от досады, наспех оделась, обернула мокрые волосы таким же мокрым полотенцем и сказала Нине, что подожду ее в коридоре.

– Не жди, иди к себе. Я тут пока приберу за нами и тазы вымою.

– Ой, – я снова покраснела. – Прости… Сейчас помогу.

– Оставь, я сама. Уже восьмой час, а тебе еще волосы сушить. Фаина Кузьминична не любит, когда опаздывают. Особенно в первый рабочий день.

– Это точно, не любит! – снова встряла самая бойкая из девушек, которую звали Люсей.

Никакого уважения к старшему персоналу, сердито подумала я, выходя из душевой. Оставалось надеяться, что в стационаре условности всё же соблюдаются и там Люся не будет столь беззастенчиво меня разглядывать и отпускать ненужные комментарии.

Тем временем этаж проснулся и пришел в движение. По коридору сновали женщины, сталкиваясь на бегу, извиняясь, смеясь и желая друг другу доброго утра. Кто‑то спросил, не дали ли горячую воду, кто‑то поздравил с приездом, а одна женщина, придержав меня за руку, сказала, что ее пациентке, девочке‑подростку, срочно требуется неврологическая консультация и чтобы я, как только оформлюсь на работу, незамедлительно зашла в педиатрию.

Это была привычная жизнь маленького общежития, где все друг друга знают и продолжают общаться вне работы, однако для меня это оказалось настолько же внове, насколько и неприятно.

Я привыкла, выходя из больницы, забывать о работе до следующего дежурства. Мое личное время было только моим, это позволяло полноценно отдохнуть в промежутке между сменами (разумеется, за исключением непредвиденных ситуаций вроде массовых дорожных аварий или осложнений после операций, когда меня могли экстренно вызвать в больницу в любое время суток, но такое, к счастью, случалось редко).

Оказавшись в своей комнате, я заперла дверь и перевела дух. Здесь, по крайней мере, меня никто не побеспокоит. Какое счастье, что мне дали отдельную комнату, а не койко‑место!

До восьми оставалось всего полчаса. Чемоданы стояли не разобранные, платье, которое я планировала надеть, нуждалось в основательной глажке, но время поджимало, к тому же я понятия не имела, где взять утюг. Когда я стянула с головы полотенце, волосы рассыпались мокрыми сосульками, и я запоздало осознала, что не смогу их высушить. Югославский фен – подарок Матвея на прошлый Новый год – был слишком громоздким и не поместился в чемодан. Лучше бы я взяла его вместо маминой лампы!

Вывалив одежду на кровать, я убедилась, что бежевое льняное платье, в котором я собиралась пойти на работу, безобразно измято. В таком же состоянии оказались юбки и блузки. Оставались еще твидовые брюки свободного кроя, которые никогда не мялись, и нарядное крепдешиновое платье с рюшами – сочно‑бордовое, в розовых и сиреневых разводах.

О том, чтобы появиться в брюках перед главврачом, нечего было и думать. Пришлось надеть крепдешиновое платье, которое сейчас, в свете раннего утра, выглядело вызывающе и нелепо. Тщательно расчесав влажные волосы, я скрутила их узлом и закрепила шпильками.

Надев чулки и черные туфли‑лодочки, я взяла сумочку и вышла в коридор, где меня ждала Нина. На ней был коричневый «учительский» костюм, волосы уложены в старомодную халу.

– Ох, ничего себе! – воскликнула она, окинув меня изумленным взглядом.

– Всё в порядке? – Я неуверенно улыбнулась.

Нина ответила не сразу, и по ее молчанию я поняла, что дело далеко не в порядке.

– Я говорила, что танцы в субботу, а сейчас только вторник, – наконец произнесла она.

– Да, платье не совсем подходящее, но только оно одно и не помялось…

– Ты правда хочешь появиться в таком виде перед Фаиной Кузьминичной?

– Я объясню ей, что приехала всего три часа назад.

– Ладно, пойдем. Нет. – Нина остановилась. – Ты уверена, что нет более скромного платья? Пусть даже мятого. Это не так страшно, как…

– Как опоздать, – решительно перебила я. – Уже без пяти восемь. Пойдем скорей.

 

6

 

Таёжинский стационар открылся в 1970 году. За одиннадцать лет Фаиной Кузьминичной Тобольской, фронтовым хирургом и заслуженным врачом РСФСР, была проведена огромная работа. Штат, вначале состоявший из семи человек, за эти годы увеличился в пять раз. Фаина Кузьминична выбила в районном здравотделе все необходимое: рентген‑аппарат, оборудование для амбулаторной и ургентной операционных, автоклав для стерилизации инструментов и сами инструменты, которые не так‑то просто было достать, учитывая более скромный, по сравнению с Богучанской больницей, статус лечебного заведения. Несколько лет назад на базе стационара открылось педиатрическое отделение – пусть небольшое, зато в отдельной пристройке, что предотвращало циркуляцию взрослых и детских инфекций между пациентами. Единственный минус, и минус весьма существенный, – у стационара до сих пор не было своей лаборатории, поэтому анализы приходилось ежедневно отправлять в Богучаны.

Сестра‑хозяйка тщательно следила за порядком на вверенной ей территории. Кухня и прачечная работали безукоризненно, медикаменты, белье и хозинвентарь выдавались в строго отведенные для этого часы, младший персонал не пренебрегал своими обязанностями.

Фаина Кузьминична обладала непререкаемым авторитетом, ее уважали и побаивались не только медработники, но и пациенты. Всю войну она провела в полевых госпиталях, была дважды ранена, удостоилась наград и почетного звания, однако оставалась скромной до аскетизма, непритязательной в быту, непреклонной в суждениях, но при этом объективной. Семьи у нее не было, она жила при стационаре, хотя ей давно предлагали переселиться в отдельную квартиру.