Таёжный, до востребования

На углу двух улиц – Новой и Строителей – высился Дом культуры из бревенчатого сруба, с двускатной крышей и широкой лестницей с крутыми ступенями. Бросалось в глаза объявление, написанное красной гуашью: «Вечер танцев» и под ним, чуть мельче: «Каждую субботу! Начало в 19:00». Я вспомнила Нинину решимость взять меня с собой на это сомнительное мероприятие и с тоскливой обреченностью подумала, что отвертеться вряд ли получится.

По соседству с Домом культуры находилась библиотека. Я не удержалась, зашла и оформила читательский билет. Любимый с детства запах книг, ряды заполненных стеллажей, атмосфера читального зала подействовали на меня словно теплый сладкий чай, сдобренный капелькой рижского бальзама. Библиотекарь удивилась, когда я сказала, что возьму книги в другой раз. Мне и самой это показалось странным, раньше я никогда не выходила из библиотеки с пустыми руками, но сегодня передо мной стояла задача более важная.

Продмаг представлял собой вытянутое одноэтажное строение с двумя входами в противоположных концах. Вдоль стены тянулись витрины отделов. Запах стоял неприятный, пахло чем‑то кислым, вроде пролитого молока; монотонно жужжали мухи, не обращавшие внимания на свисавшие с потолка ленты‑ловушки. В центре зала находилась касса. Продукты следовало вначале взвесить, взять у продавщицы бумажку с суммами, пробить в кассе чек, потом вернуться в отдел и без очереди забрать свои покупки.

Вынув из хозяйственной сумки, одолженной у Нины, заранее составленный список, я заняла очередь в молочный отдел. За стеклом витрины лежали плавленые сырки «Дружба», маргарин и пакеты сухого молока. Столь скудный ассортимент меня удивил, хотя должен был насторожить.

Когда подошла моя очередь, я улыбнулась продавщице, пергидрольной блондинке с густо наложенными на веки голубыми тенями, – и перечислила:

– Двести граммов сливочного масла, триста граммов российского сыра, полкило творога, бутылку молока и бутылку простокваши.

Продавщица уставилась на меня с таким изумлением, словно я попросила ее взвесить бананы с ананасами.

– Чего? – не очень‑то вежливо уточнила она.

– Двести граммов масла, триста…

– Женщина, вы издеваетесь? Весь товар на витрине! Молоко только сухое.

– А свежего нет?

– Свежее – в девять утра из бочки, на углу Строителей и Ленина. Вы не местная, что ли?

– Я только вчера приехала. А насчет сливочного масла…

– Не задерживайте очередь! – вклинился сердитый мужской голос. – Сказано вам: всё на витрине.

– Да уж, под прилавком ничего не держим, – поджала губы продавщица.

Ничего не купив, я отошла и встала в очередь в бакалею. Здесь мне повезло больше: сахарный песок, яйца, макароны и геркулес были в наличии. Правда, отсутствовали гречка и заварка – любая, даже самая дешевая, но я догадалась привезти из Ленинграда две пачки индийского чая, а без гречки пока можно было обойтись, тем более что ее регулярно давали на обед в столовой.

В колбасном отделе я купила сосиски (ни ветчины, ни колбасы не оказалось), в кондитерском – овсяное печенье и пряники. Продавщица овощного сказала, что есть свекла, картофель, лук и соленые огурцы, а помидоры и свежие огурцы уже недели две не завозили. На мясном прилавке лежали суповые кости и свиные копытца; мясник – дюжий кавказец в грязно‑белом фартуке – стоял, сложив на груди мощные волосатые руки, и разглядывал меня с таким вызывающе‑откровенным интересом, что я поспешила пройти мимо, не задав заранее заготовленного вопроса насчет говяжьей вырезки или печенки. В рыбном отделе обнаружились замороженный минтай и килька в томате, но я такое не ела, хотя Книга о вкусной и здоровой пище рекомендовала рыбные консервы в качестве основы для супов и салатов.

Пожалуй, наиболее болезненный удар ждал меня в хлебном отделе самообслуживания. На наклонных полках деревянного стеллажа лежали только кирпичики «столового» хлеба и нарезные тринадцатикопеечные батоны. Ни обсыпных рогаликов, ни конвертиков с яблочным повидлом, ни свердловских слоек, даже бубликов – и тех не было.

Где, в таком случае, Нина купила ту вкусную плюшку, сыр и масло? Возможно, в поселке имелся другой продуктовый магазин, например кооперативный, о котором мне просто забыли рассказать.

Я потыкала батоны двурогой вилкой, привязанной к пеньковой веревке, выбрала тот, что посвежее, и заняла очередь в кассу. На душе было тоскливо, но я пыталась убедить себя, что мне просто не повезло, что все хорошие продукты с утра раскупили, но завтра завезут новые, и тогда я смогу купить и сыр, и масло, и колбасу, и свежие овощи. Отсутствие огурцов и помидоров в разгар лета можно было объяснить лишь досадным сбоем в поставке. В Ленинграде они с избытком имелись на любом рынке вплоть до сентября.

Набитая продуктами сумка оттягивала руку, но я была полна решимости довести начатое до конца, поэтому отправилась в универмаг, где планировала купить два комплекта постельного белья, банный халат, несколько полотенец, покрывало на кровать, гигиенические принадлежности и туалетную бумагу.

 

Два часа спустя я вновь рыдала в своей комнате, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не услышали соседки.

В универмаге ситуация оказалась даже хуже, чем в продуктовом. Отделы были вопиюще пусты. Скучающие продавщицы болтали друг с другом, не обращая внимания на случайных посетителей; эхо их голосов, отражаясь от стен огромного зала, разделенного на сектора массивными колоннами, растворялось высоко под потолком.

Вся моя добыча – два кухонных полотенца, ситцевая наволочка (последняя, с витрины), кусок хозяйственного мыла, набор алюминиевых столовых приборов, эмалированная кастрюлька, суповая тарелка и кружка с блюдцем – являлись жалкой пародией на прежнюю жизнь, от которой я отказалась по доброй воле.

Второй вечер подряд я предавалась отчаянию, вместо того чтобы навести порядок в комнате, выгладить одежду и составить список того, что у меня уже имелось и что необходимо было достать (это слово было более уместным, чем привычное «купить»).

Я бы, наверное, так и легла спать, не разобрав сумки и не поужинав, но в дверь ожидаемо постучали и Нина не терпящим возражений голосом потребовала ее впустить.

Двух дней в общежитии оказалось достаточно, чтобы понять, что о такой вещи, как право на приватность, тоже можно забыть. Я затаила дыхание в надежде, что Нина решит, будто я еще не вернулась, но она подергала ручку и крикнула:

– Я знаю, что ты там! Слышала, как ты топаешь по лестнице и возишься с замком.

– Может, после этого я снова ушла, – буркнула я, открывая дверь.

– Ага, через окно. О, что это тут у нас?

Игнорируя мой возмущенный протест, Нина бесцеремонно вывалила из сумок на стол мои жалкие покупки и вынесла вердикт:

– Негусто, но ожидаемо.

Я промолчала, внутренне кипя от негодования.

– Сосиски, Зоя, хранят в холодильнике. Хотя бы в моем, за неимением собственного. Тебе, как врачу, должно быть известно, что в теплое время года в скоропортящихся продуктах начинает быстро развиваться…

– Ох, да заткнись ты, ради бога! – не выдержала я.