Таёжный, до востребования

Кафедра неврологии располагалась на первом этаже десятого корпуса, примыкавшего к соседнему одиннадцатому и соединенного с ним крытым переходом.

В коридоре с истертым линолеумом пахло хлоркой и лизолом, как в больнице. За четыре года ничего не изменилось, даже доска объявлений висела на прежнем месте, хотя ее еще при мне хотели перевесить; облупившиеся подоконники и рамы многостворчатых окон, тянущихся вдоль коридора и выходящих во внутренний двор, так и не покрасили.

Кабинет заведующего кафедрой располагался в самом конце коридора, напротив лестницы, ведущей на верхние этажи.

На двери висела табличка: «Кривонос А. В. Д. м. н., профессор. Завкафедрой неврологии».

Я постучала, услышала: «Войдите!», толкнула дверь и с порога погрузилась в воспоминания, нахлынувшие с неожиданной силой и пробудившие во мне ощущение невосполнимой утраты тех дней, когда я была полна радужных надежд, влюблена и счастлива. Ровно четыре года назад я вышла из этого кабинета, сжимая в руке направление в Куйбышевскую больницу и думая, что больше никогда сюда не вернусь. За эти четыре года Александр Вениаминович, талантливый диагност‑клиницист и не менее талантливый преподаватель, успел отметить шестидесятилетний юбилей, занять место прежнего заведующего кафедрой и должность руководителя распределительной комиссии, хотя обычно эта функция возлагалась на декана факультета.

Александр Вениаминович по причине, известной ему одному, прочил мне блестящее будущее на поприще неврологии. Именно он, пользуясь своими связями, обеспечил мне место интерна в Куйбышевской больнице, куда хотели попасть многие студенты с моего курса; если бы я не справилась, профессиональная репутация Александра Вениаминовича, несомненно, пострадала бы, но он не сомневался в моих способностях, что придало мне уверенности в собственных силах. От общих знакомых я знала, что в прошлом году у него умерла жена и он перенес сердечный приступ, но благодаря неистощимой энергии и самодисциплине полностью восстановился и вернулся к работе.

И вот теперь я снова нуждалась в его помощи. Решение далось мне нелегко, но я понимала, что если кто и сможет помочь в реализации моего плана, то только он.

– Доктор Демьянова! – воскликнул Александр Вениаминович, поднимаясь из‑за стола, заваленного бумагами и справочниками. – Вот неожиданность. Рад вас видеть!

– Взаимно, Александр Вениаминович, – я улыбнулась и протянула ему руку, которую он энергично пожал. – Только я больше не Демьянова. Я – Завьялова.

– Да, да, конечно, по мужу… Пожалуйста, садитесь, товарищ Завьялова.

– Зовите меня по имени.

Теперь при упоминании фамилии Матвея меня внутренне передергивало. Но и поменять фамилию обратно на девичью (то есть на отцовскую) я не могла. Это был тупик, из которого я пока не видела выхода.

– Сейчас налью вам горячего чаю. Я как раз собирался чаевничать.

– Не нужно, спасибо.

– Я настаиваю! Вы промокли, так и заболеть недолго.

– На улице плюс двадцать, и с моим иммунитетом всё в порядке. Как вы себя чувствуете, Александр Вениаминович? Мне говорили, что…

– Я здоров, и не будем об этом! – решительно перебил завкафедрой. – Лучше расскажите о себе. Вы по‑прежнему в больнице на Литейном?

– Да, в должности штатного врача неврологического отделения.

– Не сомневался, что вы добьетесь успеха! – Он тепло улыбнулся, отчего его некрасивое, в сеточке морщин лицо удивительным образом преобразилось. – Нравится работа?

– Очень.

– Есть мысли насчет кандидатской?

– Я собираю материал.

– На какую тему?

– Наследственно‑дегенеративные заболевания нервной системы.

– Весьма интересная и многообещающая тема! Могу помочь с выбором научного руководителя и с ординатурой.

– Спасибо. Но я сейчас… – Горло неожиданно сдавил спазм. – Я не совсем…

– Что случилось, Зоя? – Александр Вениаминович подался вперед. – У вас неприятности?

Я кивнула. Заранее заготовленная фраза застряла на уровне голосовых связок. Глупо, но мне казалось, что пока я не произнесла ее вслух, можно оставить всё как есть, хотя решение было принято и отступать я не собиралась.

Глубоко вздохнув, я спросила:

– Скажите, списки на распределение уже составлены?

– Не только составлены, но и утверждены деканом.

– Какое самое отдаленное место, где требуется невропатолог?

Завкафедрой, не выказав удивления, словно этот вопрос ему задавали по несколько раз на дню, взял со стола список и пробежал по нему глазами.

– Анадырь. Новоалтайск. Ходжамбаз, это в Туркмении. Зардоб в Азербайджане. Поселок Таёжный в Красноярском крае… Но зачем вам это, Зоя?

– Я хочу уехать из Ленинграда и начать всё сначала.

– Для такого решения нужны серьезные основания. И мне кажется, вы еще слишком молоды для того, чтобы начинать сначала.

– Наверное, со стороны это выглядит глупо. Но можно я не буду ничего объяснять? Просто помогите мне осуществить задуманное.

– Сделаю все, что в моих силах.

В данном случае это вовсе не было оборотом речи. Я не сомневалась, что Александр Вениаминович действительно постарается помочь.

– Я хочу перевестись из Куйбышевской больницы в одно из наиболее отдаленных мест, вместо распределенного туда студента. Выиграют обе стороны: выпускник останется в Ленинграде, а больница на периферии получит квалифицированного невропатолога.

Александр Вениаминович снял очки, протер их носовым платком, вернул на место и задумчиво произнес:

– Я могу лишь догадываться о причинах такого решения, Зоя, но, что бы ни было, боюсь, вы совершаете ошибку.

– Я совершила ее четыре года назад.

– Когда устроились в больницу на Литейном?

– Нет. Когда вышла замуж.

– Понятно. – Завкафедрой помолчал, и в его молчании мне почудилось осуждение; вероятно, он ожидал услышать более серьезный повод. – Если я правильно помню, вас должны были распределить в Абакан. Не так‑то легко было договориться о вашем трудоустройстве в Куйбышевскую больницу, учитывая, что на то место претендовали несколько человек.

– Знаю, и я очень вам благодарна…