Темный двойник Корсакова. Оккультный детектив
– Пф, интересничаешь! – фыркнул Теплов, вновь на мгновение напомнив себя прежнего. – Теперь ты понимаешь, зачем я позвал тебя? Мне нужно вернуться туда. Чтобы спасти из этого места Татьяну. И спастись самому. – Дмитрий умоляюще взглянул на друга. – Я помню, насколько тебе интересны такие странные истории. И, поверь, я в курсе тех слухов, что витают вокруг твоей семьи. Сам знаешь, я человек не суеверный. Но сейчас у меня нет сомнений – над Маевскими, а теперь еще и надо мной, висит какое‑то проклятие. И только ты можешь помочь его снять. Володя, пожалуйста. Мне очень нужна твоя помощь!
Корсаков помолчал несколько секунд. Решение он принял сразу же – одного вида и рассказа старого друга хватило, чтобы понять: без его вмешательства Дмитрий погибнет. Но к такому делу и подходить стоило ответственно. Владимир озабоченно поглядел на Друга:
– Ты дорогу‑то переживешь?
– А у меня есть выбор? – ядовито поинтересовался Теплов.
– Когда хочешь выступать?
– Хоть сейчас! – Дмитрий был готов вскочить с места.
– Э нет, дружище, – покачал головой Корсаков. – Такие дела быстро не делаются. Нам с тобой нужно хорошенько подготовиться.
VI
7 мая 1881 года, утро,
дорога на Муром
Для начала Владимир убедил друга записать все, что тому известно об усадьбе Маевских, запечатать свои заметки в конверт и оставить их на хранении у слуги. Тому было строго‑настрого велено передать бумаги губернатору в случае, если Теплов не вернется через неделю.
Затем Корсаков закрылся в гостинице и начал разбирать привезенные с собой вещи. Судя по описанию Дмитрия, проехать в карете до Маевки было невозможно, а на лошади многочисленный его багаж не поместится. Поэтому Владимир определил предметы первой необходимости и аккуратно упаковал их в седельные сумки. Дмитрию он поручил послать слугу за ружьями – учитывая волков, наличие более серьезного арсенала, чем его револьвер Ле Ма, становилось обязательным.
Перед выходом из комнаты Корсаков бегло огля – дел себя в зеркало. В шутке Теплова была доля правды. Последний раз они с Дмитрием виделись, когда Корсаков внезапно бросил университет, отбыв с отцом и братом к театру военных действий в Болгарии. Армейские будни и разъезды быстро изменили Владимира. Еще до той злосчастной встречи с ужасом, таившимся в горах у крохотной деревушки Конак, он утратил свою щенячью пухлость, из‑за которой раньше и впрямь несколько напоминал Пьера Безухова из «Войны и мира». Особенно когда надевал круглые очки для чтения. Однако похудевшее лицо внезапно явило гораздо большее сходство со старшим братом, чем казалось ранее. Тот же острый нос, те же проступившие скулы, те же вьющиеся темные волосы, выгодно оттеняющие черты лица. Да, новый Корсаков нравился Владимиру больше, если бы… Если бы не сопровождающий его неотступно страх, что однажды его отражение откажется повторять его движения.
Метаморфозы, произошедшие с Тепловым, однако, беспокоили его сейчас куда больше. Дмитрий относился к числу тех друзей, что Корсаков умудрился завести еще в университете. Все школьные и студенческие годы Владимир провел в тени знаменитого отца и блестящего старшего брата. Конечно же, это наложило особый отпечаток на его характер. Многие сверстники находили Корсакова нагловатым и невероятно вредным, не замечая, что для него это был всего лишь способ защиты от калечащей его неуверенности. Те немногочисленные друзья, которые появились у него в гимназии, остались в Смоленске или уехали в другие города. В Москве Владимир оказался совсем один. Это сейчас он научился держать себя с достоинством, чередуя обходительность и легкое ехидство, когда требовалось – мог использовать обаяние или же, наоборот, намеренно вывести человека из себя. Но тогда…
Тогда, в первый год учебы в Московском университете, только Дмитрий Гаврилович Теплов, наследник старинного и богатого семейства, смог разглядеть в хмуром и неразговорчивом юноше задатки верного друга и веселого компаньона. Он принялся вытаскивать Корсакова с собой на званые вечера и светские рауты. Поначалу. К концу первого курса дворянские салоны сменили трактиры и дома с сомнительной репутацией. К началу второго курса Теплов и Корсаков чуть было не попали в полицейскую часть, когда им показалась забавной идеей похитить фуражку у стоящего на посту городового.
На третьем курсе их дороги разошлись. Весной 1877 года Владимир присоединился к отцу и брату с началом военной кампании по освобождению Болгарии, и вернулся Корсаков совсем другим человеком. В университете он восстановился (помогло письмо военного министра), но интерес к формальному образованию Владимир утратил, а экзамены сдал экстерном (случай по тем временам практически неслыханный). Дальше Корсакова ждал Петербург.
Теплов же окончил учебу вовремя и готовился к блестящей карьере, но острый язык и неуемный нрав привели его к небольшому скандалу. Вместо радужных перспектив ему светило назначение в Тарусу, но в последний момент, открылась возможность перебраться во Владимир. Что он и сделал. Эту историю Дмитрий пересказал Владимиру после того, как они определились с планами, прерывая повествование попеременно то смехом, то кашлем.
Причины недуга Теплова на этом этапе Корсаков определить не мог. Слишком много вероятностей. Но в чем он был полностью согласен с другом, так это в слишком уж удачном стечении обстоятельств. Болезнь свалила Дмитрия после отъезда от Маевских. А значит, и источник болезни, скорее всего, скрывался в этом медвежьем углу. Что это было? Яд? Проклятие? Народный сглаз? Какая‑то комбинация знахарских трав? В сущности, не важно. Корсаков никогда не забывал добро, а Теплов с самого их знакомства стал для него верным другом. И Владимир намеревался сделать все возможное и невозможное, чтобы ему помочь.
Выехали засветло: до моста за селом Драчево от Владимира было около сотни верст. Поездку начали в экипаже – Дмитрий, уже знающий дорогу, планировал к обеду быть в Судогде, около четырех пополудни сменить карету на лошадей в селе Мошок и проделать остаток пути верхом, чтобы успеть в Маевку до темноты. Однако состояние Теплова ставило этот план под большой вопрос. Он чувствовал себя ослабевшим настолько, что слуги практически на руках отнесли его в экипаж, где он вновь укутался в многочисленные пледы. Даже в таком виде его била мелкая дрожь, а лицо покрывалось холодной испариной.
Путь по дорогам Владимирской губернии (если в отношении этого большака вообще можно было использовать слово «дорога») заставил Корсакова с ностальгией вспоминать купе нижегородского поезда. Экипаж трясло на ухабах нещадно и, что страшнее, нерегулярно. Когда Владимир попытался отпить из фляги, их транспорт подбросило на очередной кочке, в результате чего Корсаков облился водой – к вящему удовольствию Дмитрия, который хохотнул и закашлялся.