Тьма в его сердце

Я жила в просторной квартире на Манхэттене, которую подарил мне отец в честь моего восемнадцатилетия. Большая гостиная, одна хозяйская и целых две гостевые спальни. Две ванные комнаты, библиотека‑кабинет и королевская гардеробная. Мне нравился вид из окна на Статую Свободы и Аппер‑Бэй. Но всего этого для меня было много. Иногда я чувствовала себя в этой квартире одиноко.

Отперев дверь, я пропустила Барбару вперед и замерла, почувствовав на себе чей‑то настойчивый взгляд. В воздухе витал запах отвратительнейших духов с лилией. Ненавижу Лилии. Парфюмом, в базе которого были лилии, пользовался только один человек – моя пожилая соседка миссис Скотт.

Обернувшись с самой милой улыбкой из своего арсенала, я кивнула старухе:

– Добрый вечер, Дороти.

Женщина, одетая в твидовый фиолетовый костюм и с круглой шляпкой в тон ему, скривила губы. Ее шею украшала полоска черного жемчуга, одной рукой она опиралась на трость, а другой вцепилась в кольцо с поводком, удерживающим вредного фокстерьера. Старушка собиралась на вечернюю прогулку со своей собакой.

Стоп.

Какая прогулка?

Сейчас же три часа ночи.

У этой женщины точно проблемы с головой. Хотя мы с подругой ведь тоже не в кроватях.

Собака тихо, но грозно рычала на меня. А я с отвращением поглядывала на страшную морду, угрожающую вцепиться в мои щиколотки.

Я давно смирилась с тем, что не лажу с животными. И даже приняла тот факт, что вредный фокстерьер будет терроризировать меня еще ближайшие лет десять. И мне совсем не было стыдно за то, что, въехав в новую квартиру, я первым делом спустилась на ресепшн и нажаловалась консьержу на старушку, которая не в состоянии была контролировать своего четвероногого питомца.

В тот день меня укусили за ногу, и я просто не могла спустить это с рук. Дороти даже не извинилась передо мной за поведение своего «фоксика», а после доноса миссис Скотт затаила обиду, и при каждом удобном случае не упускала возможности как‑нибудь уколоть меня.

Старуха еще несколько секунд смотрела на меня. В глазах ее проскользнула неприязнь. Дороти сморщила нос, словно от меня плохо пахло. В этом была некая ирония. Миссис Скотт, пользующаяся отвратительными духами с запахом лилий, раньше работала парфюмером и была весьма успешна. Либо с годами ее хватка и нюх растеряли навык, либо всему виной отвратительнейший вкус старухи.

Проигнорировав мое приветствие, Дороти заговорила:

– Каждый раз водишь к себе новых мужчин. Думаю, стоит пожаловаться на тебя, кто знает, чем ты занимаешься в своей квартире, блудница.

– Хорошо, –  ошеломленно ответила я и медленно зашла в квартиру. Закрыв дверь, наконец смогла выдохнуть и улыбнуться.

О каких мужчинах она говорит? Я ведь пришла с подругой. Или она о Конраде?

– Бабка все еще достает тебя? – насмешливо спросила Барбара.

– Каждый день этот агнец божий портит мне жизнь.

– Пожалуйся на нее еще раз, – предложила она, стараясь казаться серьезным советчиком, хотя сама сжимала губы, словно боялась рассмеяться.

– Боюсь, что если я пожалуюсь на нее еще раз, то найду перед своей дверью горку собачьего дерьма.

Свет был включен только в холле, значит, Конрада еще не было дома. Облегчение накрыло меня как снежная лавина: все же он не притащил сюда очередную девицу.

Забросив ключи в стеклянную вазу, я скинула туфли и пошевелила пальцами ног. Краем уха услышала стук когтей о каменные полы. Брюс, толстый английский бульдог Конрада, ковылял нам навстречу с недовольной мордой, словно был возмущен тем, что его оставили в одиночестве на такое долгое время. Его нижняя челюсть немного заходила на верхнюю. Небольшие глаза потонули в складках кожи, а нос лениво подрагивал, изучая меня и мою подругу. Задние лапы были длиннее передних, приподнимая его зад выше головы, из‑за чего его походка была, как у типичного английского сноба: напыщенная, но при этом неуклюжая. Не сводя с меня внимательного взгляда, Брюс высунул наружу язык и облизнулся, когда он закрыл пасть, один его зуб все еще выглядывал наружу.

– Мерзость, – буркнула я.

– Брюс! – протянула Барбара, выбегая из‑за моей спины, задевая меня плечом и падая на колени перед псом. – Привет, мой хороший!

Своенравный пес сделал над собой усилие и шагнул к протянутым рукам Барбары, виляя маленьким хвостом.

– Чувствуй себя, как дома.

В моей реплике не было необходимости. Подруга уже прошла в гостиную. Брюс собирался пойти за ней, но вдруг остановился и взглянул на меня.

– Ты следишь за мной? Хочешь, чтобы я тоже пошла в гостиную? Или хочешь просто действовать мне на нервы, здоровяк?

Он не ответил.

– Ясно, – кивнула я.

Нужно срочно смыть с себя следы Блейка, которые, словно ядовитые разводы, все еще ощущались на моей коже.

На пороге в душевую Брюс остановился.

– Э‑э нет, Сатана, останься в комнате, – сказала я и захлопнула дверь перед мордой собаки.

Горячая вода помогла мне расслабиться. Я выдавила немного шампуня в ладони и принялась намыливать голову.

Вечер был веселым, я уже не помню, когда в последний раз так хорошо проводила время. Не за статистикой и данными отеля, а в компании подруги. Не в стенах своего кабинета, а в шумном клубе.

Завернувшись в полотенце, я вышла из ванной комнаты. Брюс терпеливо ждал меня, и как только открылась дверь, гавкнул. Я подпрыгнула от неожиданности и сердито уставилась на бульдога.

– Зачем ты это сделал?

Но Брюс не ответил, лишь клацнул челюстями, не сводя взгляда с моего лица.

– Что? Есть хочешь? – Он ответил очередным клацаньем зубов. – Отлично, я думала, ты преследуешь меня из‑за большой любви, а ты просто хочешь набить свое брюхо.

Я прошла мимо пса, направляясь на кухню. Миски собаки были пусты.

– Ну что, толстяк, корм с курицей или нежным кроликом?

Я достала две упаковки с собачьим кормом, но Брюс, кажется, не был впечатлен ни одной из них. Пес любил сырое мясо, и был таким привередливым и упертым бульдогом, что подай я ему сейчас корм, он не стал бы его есть.

– Ох, не заставляй меня, – застонала я.

Брюс недовольно взирал на меня, поэтому я нехотя убрала пачки с кормом обратно в шкаф и достала из холодильника упаковку сырой говядины. Фыркнув, я принялась нарезать говядину на кусочки, витая в своих мыслях. Я не ела мясо уже много лет, даже в руках держать его не хотела. Брюс любил смотреть на мои мучения.