Тьма в его сердце

Мы с подругой входили в негласный список элиты Нью‑Йорка, но обеим больше нравилось наслаждаться музыкой и обществом на первом этаже. Все, кто собирался выше, были напыщенными индюками с палкой в заднице, которая не давала им возможности нормально разговаривать с людьми, чей социальный статус был хоть немного ниже.

– Почему ты не хочешь рассказывать об отце? Ты не доверяешь мне?

Бармен лучезарно улыбнулся и поставил перед нами по новой порции коктейля.

Я молчала, сдерживая негодование, обступающее меня со всех сторон.

– Он опять сказал что‑то не то или снова поставил Конрада выше? – В голосе Барбары сквозил сильный интерес, такой, который заставлял ее идти напролом.

– Барби! – воскликнула я, злобно сверкнув глазами, только бы остановить этот допрос с пристрастием.

Подруга возмущенно вскинула брови и даже приоткрыла рот, сделав вдох так яростно, что казалось, от переизбытка кислорода у нее закружится голова.

– Не смей называть меня так!

– Я не хочу говорить об этом, понимаешь? Мне нужно провести вечер, не вспоминая об отце, работе или даже Конраде.

Барбара замолкла, неясным взором оглядывая стеллаж с алкоголем за спиной бармена.

– Возможно, я немного надавила, – пожала плечами она.

Светлые волосы, голубые глаза, миниатюрность и нежные черты лица в своей комбинации делали ее похожей на куклу Барби. Именно поэтому она так разозлилась, когда услышала это прозвище. Одноименная кукла считалась глупым куском пластика и синтетических волос, таких сравнений Барбара не хотела. Она была слишком эмоциональна, драматична, любопытна и в какой‑то степени наивна, но никак не глупа.

– Да, как стотонный танк.

Чтобы спрятать улыбку я обхватила губами трубочку и стала потягивать из стакана клубничный мохито.

Третья порция. Нужно остановиться.

– Лучше быть танком, чем велосипедом, – бросила она, дернув плечиком. Бретелька ее синего платья, немного съехала в сторону, но она быстро ее поправила.

Барбара держала маленький магазинчик на Манхэттене, и сама создавала одежду. Она вкладывала душу в это дело, однако мировой известности, о которой мечтала, пока не случилось. Мне так сильно нравились ее творения, что даже сейчас я была одета в платье, придуманное Барбарой: черное и возмутительно короткое, как сказала бы моя бабушка.

– Думаю, нужно еще выпить, – предложила подруга.

С приближением ночи в помещении становилось все больше посетителей, музыка играла громче, а воздух ощущался горячее.

Я заправила выбившуюся прядь волос за ухо и улыбнулась подмигнувшему мне бармену.

– Знаешь, больше в моей жизни не будет места всем этим бесполезным стенаниям. Я перестану отдавать всю себя работе и буду наслаждаться каждой секундой этой жизни.

– Правильно.

– И прямо сейчас я хочу двух вещей: выпить и найти какого‑нибудь симпатичного парня, чтобы потанцевать.

Когда в последний раз я позволяла себе отдаться мгновению? Предыдущие несколько лет прошли для меня в клетке под названием «Хэтфилд», в которую я заключила себя сама. Никаких выходных, никакой личной жизни, всю себя я отдавала работе, но так и не получила одобрения отца.

– Наши желания похожи, но сейчас я отлучусь на минутку, – вывел меня из мыслей голос Барбары.

– Мне сходить с тобой?

– Нет.

Она неуклюже соскочила со стула и через несколько секунд растворилась в толпе.

Возможно, в университете я была свободна?

Нет.

Даже тогда у меня было слишком много дисциплин, выбранных мною же. Времени катастрофически не хватало на все, что в том возрасте требовалось девушке. Пожалуй, только в школе я чувствовала себя по‑настоящему свободной и необремененной ответственностью.

Сегодня нужно все исправить.

Я задумчиво наблюдала за покачивающимися кубиками льда в стакане, но отвлеклась, услышав низкий мужской голос.

– Кентукки оул десятый.

Мои губы сложились в улыбке.

Вот так просто, Кентукки оул десятый. Ни здравствуйте, ни пожалуйста. Просто Кентукки оул десятый. Сомнений нет, говоривший – полный засранец.

Незнакомец находился слишком близко ко мне, одно движение вправо, и наши плечи соприкоснутся. От него приятно пахло лавандой, кедром и чем‑то едва уловимым, отдающим свежестью, помимо этого, чувствовался запах табака.

Надеюсь, мужчина не решит сесть за барную стойку и уйдет, иначе нам с Барбарой придется сменить места.

Рядом со мной опустилась его рука: крупная ладонь и крепкое предплечье, оплетенное венами, покрытое редкими темными волосками.

Я прикрыла глаза и облизнула сухие губы, опьяненная коктейлями, музыкой, темнотой и этим приятным мужским запахом.

Официант протянул мужчине его заказ.

– Сто пятьдесят долларов, сэр.

Сто пятьдесят долларов? Сэр?

Я распахнула глаза и еле сдержала смешок.

Мой незнакомец не просто засранец, а безумно богатый засранец. На такое определенно стоит посмотреть.

Я лениво повернула голову в его сторону, но стоило мне заметить темную шевелюру и выдающийся профиль, моя улыбка померкла, а тело словно парализовало.

Парень из кафе.

В простой черной футболке он выглядел, словно сошедшее с Олимпа божество. Я думала, что рубашка, которая была на нем в нашу первую встречу – самое сексуальное, что может случиться с ним, что ж, я ошибалась.

Он разглядывал меня, и делал это грубо, так, что мне стало не по себе. Казалось, я сижу голая, не защищенная и кусочком ткани.

– Пялиться – неприлично, – хмуро бросила я.

Он вскинул бровь, а затем хмыкнул:

– Ты забавная.

Я приоткрыла рот в удивлении и зашевелила губами, но, кажется, потеряла способность говорить.

Забавная? Я для него обезьянка в зоопарке?