Токсичный

Уже пять лет я работаю медсестрой в исправительном учреждении Блэкторн. За это время мне приходилось сталкиваться с самыми разными заключенными – от спокойных до крайне опасных. Однако ни один из профессиональных навыков, которые я освоила, чтобы контролировать тревогу, не помогает, когда заключенный полностью сосредотачивает на мне свое внимание.

– Вас попросили подождать здесь, пока вас не осмотрят? – спрашиваю я радуясь, что мой голос не выдает моего внезапного волнения.

Он слегка приподнимает плечо, и я слышу, как шуршит материал его испачканного кровью комбинезона.

Пусть в моем сознании звучат тревожные сигналы, я медленно приближаюсь к нему, пока не оказываюсь рядом с кушеткой, на которой он сидит. Большинство мужчин, приходящие сюда за медицинской помощью, знают, что с персоналом лучше не конфликтовать. Однако всегда есть вероятность, что сегодня кто‑то поступит иначе. Поэтому я подхожу к планшету с историей болезни, который висит на зажиме у края кушетки не сводя глаз с пациента. Интуиция подсказывает мне, что было бы неразумно в этот момент поворачиваться к нему спиной.

Отступив на несколько шагов назад, чтобы создать необходимую дистанцию, я решаюсь взглянуть на его карту. На ней нет имени, только номер заключенного, и меня обжигает леденящий страх. Теперь я понимаю, насколько он опасен. Возможно, это связано с кровью на его теле и одежде. Во время транспортировки многие вступают в драки с другими заключенными или полицейскими. Однако, судя по повязке на носу и пластырю на щеке, кто‑то оказал ему медицинскую помощь до того, как он попал сюда. Его губы в крови, возможно, ему выбили зуб либо рассекли губу. В любом случае, его травма не требует немедленного внимания и лишь напоминает мне о необходимости быть осторожнее.

– Здесь говорится, что перед тем, как вас привезли сюда, вы не заполняли анкету с историей болезни, – говорю я.

Он кивает в ответ.

– Хорошо, давайте начнем с этого, – я перехожу к своему месту и сажусь поудобнее. – Вы когда‑нибудь обращались к врачу с серьезным заболеванием или другими проблемами со здоровьем?

Он отрицательно качает головой, и я записываю его ответ. Мне не нужно проводить обследование, чтобы понять, что за исключением нескольких царапин и синяков, он полностью здоров. В голове у меня будто останавливаются шестеренки, и, нервно постукивая ручкой по краю планшета, я пытаюсь собрать воедино остатки своего профессионализма.

– Вы принимаете какие‑либо рецептурные или безрецептурные препараты?

Заключенный вновь качает головой, и я предполагаю, что он способен завершить нашу беседу, не сказав ни слова.

Так и есть. На каждый мой вопрос он отвечает либо кивком, либо покачиванием головы. Однако мне все же удается узнать, что он никогда не сталкивался с необходимостью серьезного хирургического вмешательства, не страдает аллергией, и в его семейном анамнезе нет случаев серьезных заболеваний.

Во время медицинского опроса мне не удается узнать его имя или услышать голос. Однако, как только я дочитываю все вопросы до конца, то перестаю беспокоиться о том, что он может мне навредить. Если бы он намеревался сделать это, то у него было предостаточно времени. Мне не раз приходилось проводить подобные осмотры, и теперь, когда я чувствую себя уверенно, мне проще не обращать внимания на первое впечатление, эмоции и надуманные проблемы. Я действую будто на автопилоте.

– Пожалуйста, встаньте на весы, чтобы я могла зафиксировать ваш вес.

Я расцениваю его хмыканье как знак согласия и киваю в сторону весов, стоящих у двери кабинета. Несмотря на свои внушительные размеры, он двигается с кошачьей грацией. Когда он встает на весы, раздается звон, и я подхожу, чтобы посмотреть показания и внести данные в таблицу.

Когда я снова поднимаю глаза, мне приходится сдержать вздох, потому что он смотрит на меня с поразительной сосредоточенностью. Его взгляд, полный откровенного любопытства, становится острым, и у меня внутри все переворачивается от тревоги и возбуждения. Такого я не испытывала уже много лет. Если я поддамся этой реакции, это может привести к множеству серьезных проблем.

– А теперь давайте определим ваш рост, – предлагаю я, указывая на измерительную ленту, закрепленную на стене.

Он послушно направляется к ней, не сводя с меня удивленного взгляда, будто я – задача, требующая решения. Он покорно следует моим указаниям, пока я фиксирую его параметры. Этот самец ростом шесть футов. Он на целый фут выше меня.

Не задумываясь, я закатываю длинные рукава своей униформы и отмечаю его рост.

Глядя на часы, я с нетерпением отсчитываю время до своего перерыва. Хотя я только пришла на работу, я с нетерпением жду половины одиннадцатого, чтобы провести хотя бы пятнадцать минут в одиночестве.

Внезапно меня охватывает дрожь, и я замираю, словно загнанная в угол жертва. Я не могу заставить себя посмотреть на дверной проем, мое тело словно парализовано, а в душе поднимается острое желание сбежать. Я могу описать свое состояние только так: я ожидаю, что в любой момент в дверях появится Вик, и оглядываю комнату, уверенная, что он где‑то рядом. Ждет, когда я совершу какую‑нибудь ошибку, например, вздохну без его разрешения. Но вместо того, чтобы встретить взгляд мужа, я осознаю, что причиной моей тревоги стало внимание заключенного, и это оно вызывает у меня панику. Заметив, что он смотрит прямо на меня, и как его мышцы напрягаются, я пытаюсь спрятать свои запястья. На них остались темные синяки от того, как Вик крепко сжимал мои руки в постели сегодня утром. Меня бросает в пот, и в ушах стоит звон. Я стою в растерянности, не в силах подобрать нужные слова, чтобы оправдаться. Хотя он последний человек на свете, перед которым я стала бы объясняться.

После секундной напряженной паузы я перевожу взгляд на его прищуренные глаза, а затем, не говоря ни слова, разворачиваюсь и направляюсь в лазарет, чтобы позвать полицейских, которые отведут его в камеру. В Блэкторне постоянно не хватает сотрудников, поэтому мне часто приходится оставаться с заключенными один на один, в то время как мои коллеги и офицеры находятся в другой части лазарета. И сейчас я мысленно проклинаю это.

Я не успеваю дойти до двери.

Мне следовало быть более осторожной. Когда я вошла в кабинет, все мои инстинкты подсказывали мне, что нужно быть начеку. Мне казалось, что как только я отведу от него взгляд, он нападет на меня. И, к сожалению, именно это сейчас и происходит.

Несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, он стоит совсем близко, я чувствую телом его тепло. А затем неожиданно толкает в спину, и я оказываюсь прижатой лицом к стене. Меня охватывает глубокий страх, и я не могу сдержать хныканье, которое рвется из груди. Он не причиняет мне боли, но угроза нависла надо мной, и он хочет, чтобы я об этом знала. Хотя в этом учреждении он и сидит за решеткой, в данную секунду вся власть находится в его руках.

Когда он впервые начинает говорить, я словно превращаюсь в лед. Я хочу верить в это, иначе почему мое тело так немеет и дрожит.

– Кто‑то обидел тебя, мышонок? – его голос такой же безжизненный и суровый, как и взгляд.

Безбрежное море тайн и обмана.

Он переминается с ноги на ногу, все еще не прикасаясь ко мне, а затем наклоняется и делает глубокий вдох.

Он что, нюхает мои волосы?

– Так вот почему у тебя такой вид, будто ты хочешь спрятаться обратно в свою норку.

Кажется, что слова даются ему нелегко, но, похоже, это не вызывает у него беспокойства, и он продолжает говорить.