Толмач

Автор: Ерофей Трофимов

Дата написания: 2025

Возрастное ограничение: 16+

Текст обновлен: 21.08.2025

Аннотация

Из него лепили всё, что хотели сразу три поколения женщин, но он всё равно остался самим собой. Мужчиной, бойцом, солдатом. И даже оказавшись там, где никак не мог оказаться, он остался самим собой. Но теперь для него стало главным не просто выжить любой ценой, но ещё и помочь тем, кто ему близок.

Ерофей Трофимов

Толмач

* * *

…Палящее южное солнце брызнуло в глаза ярким сполохом полуденных лучей, и Егор невольно зажмурился, опуская голову, чтобы уберечь глаза от куриной слепоты. Так что, откуда взялся этот обкуренный смертник, он так и не понял. Только когда в глазах перестали плясать зайчики, он вдруг сообразил, что смотрит в рожу этому ненормальному, сжимая в руках автомат. Раскинув в стороны руки и улыбаясь какой‑то дурацкой улыбкой, шахид вскинул голову к небу и, брызгая слюной, прохрипел:

– Аллаху акбар!!!

– Ложись! – раздался вопль откуда‑то из‑за увала, но Егор понял.

Не успеет. Ничего не успеет. Ни выстрелить, ни лечь. Но тело решило действовать без участия мозга. Так иногда бывает, когда на размышления уже нет ни секунды, а опасность настолько реальна, что подсознание опережает действием мысль. Согнувшись почти пополам, Егор прыжком попытался скрыться за углом дома, и в то же мгновение раздался взрыв. И с этого момента время словно остановилось.

Уже падая на красноватый песок, он каким‑то краем сознания успел засечь вспышку, грохот и визг разлетающейся шрапнели, которой был начинен пояс этого обкуренного подонка. Далее наступила темнота. Егор даже не запомнил, как ударился о землю. Только темнота и тихий, едва различимый звон в ушах…

* * *

– Господи, прими душу раба твоего, безвинно убиенного дитяти… – разобрал он, едва начав хоть что‑то ощущать.

Слух почему‑то проклюнулся первым, хотя после взрыва это несколько удивило. А потом, вместе с этим странным бубнежом, навалилась боль. Долгая, непрерывная, выматывающая. Болело все, казалось, даже волосы на голове и те болят.

«Твою ж мать! – мысленно простонал Егор, делая слабую попытку обрести контроль над собственным организмом. – Неужели пронесло? Да нет, быть такого не может». После того взрыва, да еще и с кучей шариков вместо шрапнели, нереально. Тогда почему мне так хреново? «Блин, я же, даже если выжил, все одно полный инвалид. Овощ, иначе не скажешь. Господи, да заткни ты ее уже. Достала бубнить над ухом», – взмолился он, понимая, что от этой бесконечной молитвы у него голова начинает просто раскалываться.

– Пить, – попытался произнести он, пересохшим ртом.

– Царица небесная! Неужто живой?! – ахнул рядом другой голос.

– Допился аспид, – тут же раздалось в ответ. – Откель живой‑то?

– Да сама глянь, вон, губами шлепает. Небось, сказать чего хочет.

– Да чего ему теперь говорить‑то, с головой пробитой и ножом в брюхе? Сам глянь, кровищи‑то вытекло.

– Пить, – собравшись с силами, попытался повторить Егор, одновременно стараясь повернуться в сторону голоса, заметившего его попытки.

– Господи, и вправду живой, – ахнули чуть дальше, и тут же послышалась решительная команда: – Акулина, воды принеси и тряпицу чистую. Нельзя ему теперь пить. Губы смочить надобно. Да быстрее ты, кулёма!

Рядом послышались звуки какой‑то суеты, а после в лицо ему ткнулась какая‑то мокрая тряпка. Сообразив, что на большее рассчитывать не приходится, Егор принялся хватать ее губами, чтобы получить хоть немного влаги. Пить хотелось неимоверно. Вскоре, когда во рту появилась хоть какая‑то влага, ему протерли лицо, и тот же голос скомандовал:

– Аким, запрягай кобылу. И шибче, шибче давай. И соломы в телегу подложить не забудь. В город его повезешь. Да шевелитесь вы, увальни.

– А надо ли, Лука Игнатьич? Все одно ведь помрет, болезный. К чему зазря мучить вьюноша? – с сомнением проворчал непонятно кто.

«Я еще тебя переживу, ворона», – мысленно огрызнулся Егор, делая очередную попытку открыть глаза.

– Ума лишился? – зло отозвался тот, кого назвали Лукой. – Сказано, запрягай. А станешь кобениться, я тебе лично рыло набок сверну. Коль уж суждено ему помереть, то не здесь. Шевелись, сказано.

– От надо оно, кобылку зазря гонять, – пробурчали в ответ, а дальше послышались неторопливые шаркающие шаги.

– Лицо ему оботри как след, – продолжал распоряжаться тот самый непонятный Игнатьич. – И губы смачивай. Руды много вытекло, вот жажда и давит. Да аккуратнее ты, кулёма.

– Неужто и вправду выживет? – робко произнес женский голос.

– Как бог даст. Да только я так мыслю, паренек он крепкий, и коль головную кость не проломило, то даст бог, и оправится. С ним поедешь. И главное, ножа не трогать. Пусть его дохтур в городе вынимает. Здесь жди. Сейчас буду, – добавил этот непонятный командир.

Спустя несколько минут рядом с Егором раздались тяжелые шаги и кто‑то, тяжело сопя, принялся что‑то делать. Что именно, он так и не понял. Глаза почему‑то отказывались открываться. Впрочем, и все остальное тело не желало отзываться на его потуги хоть как‑то пошевелиться. Шебуршание рядом прекратилось, после чего его ухватили за одежду и принялись осторожно перетаскивать. Куда, зачем, он так и не понял. Догадался только, что несли, чтобы куда‑то везти.

Спустя еще какое‑то время то, на чем он лежал, подняли и куда‑то понесли. К счастью, несли не долго. От тряски и переноса в голове вспыхнул настоящий фейерверк, а в животе, с левой стороны, вскинулась тупая, ноющая боль. Его положили на что‑то тихо хрустящее и пахнущее пылью, а после эта лежанка вздрогнула и, негромко заскрипев, начала двигаться, дребезжа, покачиваясь и подпрыгивая.

«И вправду как на телеге», – хмыкнул Егор про себя.

Но дальше ему стало не до размышлений. Кто‑то сидевший рядом снова начал смачивать ему губы водой, так что пришлось сосредоточиться на том, чтобы постараться ухватить как можно больше влаги. С чего вдруг ему нельзя пить, он так и не понял, но теперь было не до таких мелочей. В любом случае осмотреть себя, ощупать или еще хоть как‑то получить о себе любую информацию пока было нереально.