Тренер Култи

Я помню, как вопила с отцом в унисон, потому что хотела его поддержать. Но в основном помню, что в тот момент Култи – восьмой номер немецкой сборной, совсем еще юный на вид – стал для меня лучшим игроком года.

Вот так взять и совершить невозможное вопреки всем ожиданиям…

Господи. Теперь‑то я понимаю, почему он произвел на меня такое впечатление. Еще бы! Тот гол до сих пор считается чуть ли не лучшим моментом в истории Кубка мира.

Когда я решила связать свою жизнь с полем, двумя воротами и черно‑белым мячом? В тот самый момент. Его гол изменил мою жизнь. Я поняла, что хочу быть такой же, как он, – хочу быть героем.

Я посвятила время, душу и тело спорту из‑за одного‑единственного игрока, которого полюбила всем своим маленьким сердцем, за которым следила и которого поддерживала потом долгие годы. Райнер Култи стал для меня святым, настоящим покровителем футбола. Тот день навсегда изменил его карьеру. Спаситель Германии, главная звезда. За последующие двадцать лет он стал самым лучшим, самым популярным и самым ненавистным игроком на планете.

Ну и, разумеется, до семнадцати лет я безумно от него фанатела: обклеила все стены плакатами и прожужжала всем уши, что обязательно выйду за него замуж.

А когда была совсем маленькая, еще до плакатов и намерения пожениться, я писала ему письма. На цветной бумаге, фломастерами и мелками:

 

Я ваша самая башая поклонница!

 

Но ни разу не получила ответ.

Об этом я, конечно, никому не рассказывала.

Да и вообще, я уже десять лет как сорвала плакаты в приступе ярости, ведь Райнер Култи, прозванный фанатами Королем за непредсказуемую и изобретательную игру, посмел жениться.

Вот что он, не знал, что должен случайно встретиться со мной в самолете и тут же влюбиться? Что нас вообще‑то ждала свадьба и целая толпа детишек, которые выросли бы гениальными футболистами? Да уж… видимо, он этот момент упустил, потому что женился на какой‑то актрисе с огромными сиськами.

Не прошло и года, как он окончательно разочаровал меня своими поступками, и я так его и не простила.

Только Гарднер об этом не знал.

 

* * *

 

В ответ на вопрос главного тренера, с которым проработала четыре года, я выпрямилась и пожала плечами. Как я на него смотрю? Без радости?

– Джи, ты ведь в курсе, что он сделал с моим братом?

Я бы не удивилась отрицательному ответу – уж больно он радовался, рассказывая мне про контракт Райнера Култи.

Но Гарднер кивнул и пожал плечами, глядя на меня в замешательстве.

– Да, конечно. Поэтому ты и должна быть на конференции, Сэл. Если не считать Дженни и Грейс, ты самая популярная и узнаваемая в команде. Как там тебя называют, «любимица родного штата»?

«Любимица родного штата». Ну и мерзость. Будто я какая‑то старшеклассница, которую выбрали королевой выпускного – хотя на самом‑то деле я все праздники пропускала из‑за очередного матча.

– Култи сломал…

– Я знаю, что он сделал. Как только стало понятно, что Култи будет с нами работать, мы обсудили этот вопрос с пиарщиками. Не надо превращать сезон в мелодраму. Сделай команде одолжение, Сэл: постой перед камерами, поулыбайся, как ты умеешь. Разве это так сложно? Нам нужно, чтобы люди говорили о команде, а не вспоминали старые разборки. Всего десять минут – ну, может, двадцать. Выйдем втроем, ответишь на пару вопросов, и все. Больше я никогда ничего такого не попрошу, обещаю.

Первая мысль была простой: это Эрик со своей голенью во всем виноваты.

Я с трудом сдержала желание побиться головой о стол, разделяющий нас с Гарднером, и вместо этого погрузилась в пучину ужаса. Даже живот заболел, и пришлось прижать к нему руку, словно это могло помочь. А потом я снова вздохнула и смирилась с жестокой правдой.

Женская лига – она же за семейные ценности, высокую мораль и все самое лучшее. Я это усвоила на собственной шкуре и прекрасно понимала, что хочешь не хочешь, а фарс нужно поддерживать. Серьезно, некоторые бы глотку мне перегрызли, лишь бы оказаться на моем месте. Может, встреча с Култи перед пресс‑конференцией – то, что доктор прописал?

Разобраться с ним раз и навсегда и дальше жить своей жизнью. Все равно последние десять лет я не особо следила за его карьерой, а он два года назад ушел из Европейской лиги и совсем пропал из медийной сферы, где до этого вечно крутился благодаря рекламным контрактам. В какой‑то момент нельзя было даже в торговый центр зайти, не наткнувшись на очередной постер с его лицом.

– Да поняла я, – простонала я, запрокинув голову к потолку. – Ладно.

– Вот и умничка.

Еще немного, и я бы точно назвала его сраным садистом, который прекрасно знал, в какой истерике я буду сидеть на этой пресс‑конференции, но успела вовремя взять себя в руки.

– Очень постараюсь не запинаться и не заблевать журналистов в первом ряду, но ничего не обещаю.

А потом пойду и при первой же возможности хорошенько тресну Эрика по почкам. Будет знать.

«Давай, Сэл, ты справишься. Ты все сможешь».

В детстве, когда папа просил меня что‑то сделать, а я отказывалась – обычно потому, что боялась, как, например, огромных летающих тараканов, которые пробирались в наш дом, – он показывал на меня пальцем и говорил по‑испански:

– Sipuedes!

«Ты сможешь».

И тогда, рыдая, я вооружалась тапком и шла убивать чудовищ из глубин ада – в общем, делала то, чего совсем не хотела.

«Могу и буду» стало моим девизом по жизни. Мне не нравилось, когда люди во мне сомневались, и неважно, что я сама об этом думала. Гарднер этим воспользовался, а я, разумеется, повелась.

Но ничего. Я справлюсь. Ну побудем мы с Райнером Култи в одном помещении. И что с того, что мы ни разу не встречались? Посидим друг от друга в двух метрах, пообщаемся с телевизионщиками. Всего‑то.

Внутри я поджала лапки, как раздавленный паучок, умоляя Вселенную поскорее избавить меня от мучений. Ну боялась я камер, что тут поделать? Такова уж была природа фобий: логике они не поддавались и смысла в них не было. Я понимала, насколько это иррационально и глупо, но по шкале от одного до десяти хреново мне было где‑то на пятьдесят.

– Готова? – спросил Гарднер перед началом пресс‑конференции. Журналисты за стенкой галдели так, что мне стало плохо. Как я вообще тут оказалась? Передо мной же было целых две кандидатки, которых можно было пригласить на публичные выступления. До меня очередь обычно не доходила, и неспроста.