Твое величество. Истинный облик
– Но это слишком простонародно, – засомневалась эрра Розабелла.
Мария качнула головой.
– Правитель должен знать, чем живет его народ. Мой муж так считает. – А если и нет, пусть Розабелла у него об этом спросит. Авось, ее потом от стены не отскребут! Вот ведь… дурища!
Эрр Леонидас поклонился, скрываясь в полусумраке. Сегодня они не смогли заночевать под крышей, не попалось на пути ничего достойного, а потому мужчины еще засветло съехали с дороги и сноровисто разбили лагерь на свежем воздухе.
Костры, палатки, правда, ее величество и дамы будут спать в каретах. Но это потом, а пока кареты открыты настежь, чтобы проветрилось, а дамы сидят у костра на роскошных подушках и лакомятся мясом на углях. Что‑что, а мясо здесь было восхитительное, птицефабрик тут еще долго не появится, и мясо пахнет мясом, а не загадочными химикатами, а куриц, к примеру, откармливают пшеном, а не антибиотиками и гормонами. Деревенские хитрости никто не отменял, ну так про них и гвардейцы знали, и покупали только целое животное. Живое, не разделанное, чтобы убедиться, что оно здорово. Мария только следила, чтобы крестьяне, у которых покупали скотину, получали полную ее цену[1].
Странствующий сказитель оказался приятным дополнением к хорошему вечеру. Есть тут такая категория, аналог радио и телевидения средних веков. Не менестрель, нет. Никакого романтизма, никаких прекрасных дам и рыцарства. Да и с музыкальными инструментами у них сложно.
Инструмент – штука нежная, трепетная, даже тонкая, поди, потаскай его за собой, да сбереги, да почини, если что. При этом духовые инструменты не особенно подходят для ситуации, разве что ты при дворе обретаешься. Вот кто будет два‑три часа слушать одну музыку? Разве что закоренелые меломаны, а людям и истории послушать хочется, и поговорить, и самим чего рассказать. Арфа – тоже штука тяжелая, ребел неудобен…
Так что сказитель обычно умеет играть на музыкальных инструментах, но может обходиться и без них. Найдется для него что‑то подходящее – отлично. Нет?
Ну так он и сам по себе заменяет радио. Там расскажет, здесь споет, может о древности поведать, может о современности… своего цеха у сказителей, кстати, тоже нет, как и у менестрелей. Отличительный знак есть, красный треугольник, который они себе нашивают на одежду, на левое плечо. Это из плюсов. Есть и минусы, если кто в детстве в «телефончик» играл. Первому человеку скажут «белый слон», а последний заявит: «зеленый пароход». Вот, и информация, пройдя от одного сказителя к другому, тоже искажается. Не всегда, нет, но достаточно часто.
Мария подозревала, что среди этих сказителей и шпионов прорва, и разбойников, уж больно удобное прикрытие. Но чего лезть со своим уставом в чужой монастырь?
Пусть расскажет что‑то…
А если у человека слух и голос окажутся, можно и арфу приказать достать. Да‑да, арфа тоже была в багаже, как же без нее в монастыре?
Совершенно никак!
* * *
Эрра Ирена прошлась по комнате, постукивая каблучками, посмотрела в окно, потом на сына, потом опять в окно.
Вид в окне ей нравился намного больше, чем мальчишка. Хотя какой там мальчишка, семнадцать лет уже, сам детей вовсю делает! Откупаться от крестьянок не успеваешь!
– Илес, ты меня слушаешь?
– Да, матушка.
Илес Флориан давно и превосходно усвоил, что не слушать или не слушаться маменьку выйдет себе дороже. Зато, если с должным усердием изображать подчинение и покорность, можно получить для себя что‑то приятное и полезное. Маменька и долги заплатит, и любого врага растерзает, и секрет ей доверить можно – не выдаст. Сама может воспользоваться, но только она. Никто другой ее ребеночка не тронет.
Правда, к детям от законного мужа это почему‑то не относилось, только к Илесу.
Вот его матушка любила и обожала, без меры и памяти. А остальные… а что мужу‑то надо? Она их родила, долг перед Фаркасом выполнила, теперь пусть ими кормилицы и няньки занимаются. А она так и вовсе план перевыполнила, она всех – ВСЕХ! – законных детей родила от своего мужа. Только Илес – королевский бастард.
Королева тогда как раз ждала первого ребенка, лекари запретили этой бледной немочи половые сношения, а ведь для мужчины очень вредно воздержание! Он потом может и вовсе не того… не подняться. Так что Ирена считала, что делает доброе дело.
Как только она начала спать с королем, она отставила от себя законного супруга и точно знала, кто отец ребеночка. И уж Илеса она с рук не спускала!
Впрочем, было отчего.
Королевским подарком стали не побрякушки и не платья, королевским подарком для Ирены стало маленькое, но доходное поместье. Лично для нее.
С тем, чтобы она потом передала его сыну.
А заодно и все остальное, что она выпросила. Право на усеченный герб, признание бастарда и прочее, что положено. Иоанн тогда был влюблен и отказать не сумел.
И вот сейчас Ирена собиралась этим воспользоваться.
– Дорогой сын, нам надо в столицу.
– Зачем, матушка?
– По важному делу, Илес. Ты сейчас единственный наследник короля мужского пола.
– Не единственный.
– Единственный, Иль. Эта дура, Маргошка, даже и не подумала потребовать признания своего сыночка. Все знают, что он от Иоанна, но права на герб у него нет. А ты – у тебя даже фамилия.
– Фиц‑Эрланд, – кивнул сынуля.
– Вот! По всему выходит, если король разводится с Марией, но умирает, кто наследник? Да только ты! Других‑то и нет!
– Анна?
– Корона – не болезнь, от бабы не подцепишь!
– Матушка, ну подумай, прошу! Я могу быть наследником, но кто меня поддержит? Это ж государство! А когда были живы законные дети, нас не больно‑то при дворе хотели видеть.
Ирена поджала губы.
Ну… сама виновата. Немного. Когда она родила, и король признал ее сына, Ирена совсем чуточку неправильно себя повела. Но она так обрадовалась!
[1] Скромно промолчу о своих знакомых с птицефабрики. Целее будут. И о средневековых махинациях с едой, чтобы не стошнило.
