Твое величество. Истинный облик
Вариант третий – свой дом. Если нашлись рядом знакомые и добрые люди и притащили домой. Но уж точно не жуткую тряпку, которая висит неясно на чем… а, нет, уже ясно.
Тряпка висит на четырех витых столбах, таких толстенных, здоровущих, из позолоченного дерева. А столбы покоятся непонятно на чем. Кажется, они к кровати приколочены… и тряпка эта называется балдахин! Точно!
Такие‑то познания в истории у каждого есть, кто фильмы смотрел. Мария Ивановна ими тоже не пренебрегала, для расслабления. А что?
Сын и дочь взрослые, в Москву уехали, а мать в провинции, одна, внуков ей только на лето привозят. Чем вечерами заняться?
Мария Ивановна и пристрастилась. Ходила, рукоделием занималась, от нечего делать, ну и сериалы смотрела. Только исторические и детективные, другие неинтересно было, слишком уж они предсказуемы. Чего их смотреть, если с третьей серии знаешь, кто, кого и для чего? С детективами тоже не всегда получится, Мария Ивановна часто угадывала, кто убийца. А вот с историческими сериалами интересно.
Посмотришь кино, потом книгу почитаешь, а то и не одну, свое мнение составишь… ох и гады ж в нашей истории попадаются! Отборные! Но про других сериалы снимать и неинтересно…
– Мамочка?
Детский голосок раздался совсем рядом. Мария Ивановна повернула голову – и глаза ее встретились с глазами ребенка.
Девочка, может, лет десяти, не больше, худенькая, темноглазая, симпатичная… только кто же ее так разодел? Детям надо в чем‑то удобном и свободном бегать, а на ней… ой, мама!
Это что – ПЛАТЬЕ?!
Ужас обрушился на Марию Ивановну бетонной плитой.
Девочка была одета во что‑то невообразимое. Алый бархат, золотое шитье, несколько цепей на тонкой шейке, и явно не бутафорских, светлые волосы затянуты в прическу и спрятаны под странный головной убор, что‑то вроде кокошника, только с пришитым к нему мешком, в который и прячутся волосы. И все это тоже расшито золотом и жемчугом…
Но девочка смотрела с такой надеждой, что Мария Ивановна не смогла ее разочаровать.
– Доч… ка?!.
Малышка захлюпала носом – и уткнулась в ее руку.
– Мама, мамочка, живая…
И слезы потоком хлынули.
Мария Ивановна тем временем стремительно приходила в себя.
Ладно‑ладно, фантастику она не любила и не читала, но о таких ситуациях знала. Вон, из каждого утюга что‑то такое. И эти… аниме, манги, у нее внуки от них фанатеют, ну и бабушке подсовывали на почитать, а Мария Ивановна проглядывала. Не обижать же малышню? Они ей самое важное показывают! И обсуждают потом на полном серьезе и заклинания, и круги, и школы колдовства, и другие миры, и как бы они поступили.
Неужели ей сложно почитать?
Да ни капельки, у хорошего бухгалтера мозг, как компьютер, иначе она с работой не справится. Кто не верит – сведите баланс. Можно просто карандашиком и на бумажке попробовать, взвыть от ужаса и бросить тяжелое дело, а она все это и в программах обсчитывает, и сколько их новых появляется, и постоянно следить за обновлениями надо…
Для бухгалтера поговорка «век живи – век учись» – это норма жизни, так‑то.
Но не про 1С сейчас речь.
Если она себя осознает Марией Ивановной, а место ей незнакомо? И ребенок называет ее мамой, и тело… Мария Ивановна скосила глаза на свою руку.
Точно, рука – не ее.
Мария Ивановна всегда была блондинкой, такого булочно‑уютного типа, под пенсию она и вообще двадцать килограммов прибавила, и ничуточки не расстраивалась. И ручки у нее были самые обычные, рабоче‑крестьянские, с коротко остриженными ногтями, пухленькие, и шрам на тыльной стороне кисти…
А тут перед ней кисть руки, больше всего похожая на птичью лапку. Тонкая, изящная, с длинными пальцами, ногти овальные и чем‑то покрашены… да Мария Ивановна отродясь таких не носила! Не с ее лапкой!
Не ее это рука.
И место странное. И ребенок.
Или она рехнулась и бредит, что вполне возможно. Или – она попаданка.
Только вот проверить это можно было лишь одним способом. Встать и начать разбираться, а Мария Ивановна совершенно этого делать не хотела. Пока она лежит, с нее спрос меньше.
Кто бы там ни была предыдущая хозяйка тела, ценной информацией она с Машей не поделилась, а как выживать прикажете? Заявить, что у нее амнезия?
А если ее тут электрическим током лечат? Или иголками под ногти?
Еще чего придумать? Ой нет, лучше пока полежать и помолчать, этим Мария и занялась. Ну, и девочку по голове погладила. Переживает ведь ребенок, слезами уливается…
А на балдахине пыль во‑от такими ошметьями! Убиться веником об стену.
И перина под ней, кажись, пуховая. И… ее что, блоха цапнула?
Да чтоб тебя налоговой прибило! А вшей у нее нет? А?
Только вот поразмышлять на интересную тему Марии Ивановне не дали. Дверь грохнула об стену, и в дверном проеме воздвигся мужик. Здоровущий такой!
Или это так показалось из‑за его одежды? Или просто он против света стоял?
Нет, все правильно, не показалось. Здоровущая туша! Метра под два ростом и в три обхвата.
– Анна, твоя мать умерла?!
Девочка аж подскочила. Мария попробовала ее имя на вкус. Анна, Аннушка, Анечка. Сойдет, и девочке подходит.
– Пап… отец…
Голос у ребенка сорвался. Мужчина сделал шаг вперед, и Мария Ивановна поняла, что надо отвечать. Ну хоть как‑то.
– Кхе… гха… эмммм…
Мужик приблизился еще на три шага. Мария Ивановна внимательно разглядывала его.
Что ж, лет двадцать – тридцать – сорок назад сей кадр был вполне‑вполне хорош и очарователен. Ее реципиентку можно понять, даже сейчас эта туша сохраняет следы былого очарования. Но именно что следы.
Рост под два метра, все верно она оценила, по весу мужчина, наверное, к ста пятидесяти килограммам приближается, талию тут можно не искать, а произвольно выбирать место на бочонке от шеи до ног. Дальше снизу вверх.
Ноги – достаточно стройные даже сейчас, но все же начинающие заплывать жиром, обутые в мягкие туфли типа бархатных бот «прощай, молодость» и затянутые в нечто вроде тонких шелковых трико. На самом ценном месте этого трико нашито что‑то вроде здоровущего кармана. Хватило бы и коню полководца Буденного все самое ценное спрятать, не то что человеку. И все это топорщится так, что аж страшно становится. Может, он туда огурец засунул для объема?
