Ты же ведьма!

– У меня нет другого выхода, – после долгой паузы призналась я. – Либо быть глупой самоотверженной темной ведьмой, либо сдохнуть.

– Сдохнуть? – недоверчиво повторил он.

– Есть еще один вариант. Но он намного хуже, чем просто умереть.

– Расскажешь? – заинтересовался Барс.

Хотя какой он, к демонам, Снежный. Темные брови, темные глаза… Наверняка и волосы были темными, пока не поседели. А лицо вблизи совсем молодое. Сколько ему? Наверняка и тридцати нет.

– Как тебя угораздило поймать проклятие безумия? – вместо ответа спросила я.

– Зачем тебе знать? – нахмурился Снеж… Эрриан.

Все же после того, как он меня спас… Впрочем, накануне сорвал торжественное сожжение и лишил гонорара. Но все же Эрриан.

– Хотя бы затем, чтобы понять, почему Эйта так стремится заполучить твой разум.

– Тот малефик, что создал проклятие, принес в жертву семнадцать темных магов и ведьм. Представляешь, какой силы чернословие? Сколько капель чистого дара он выкачал из своих жертв на алтаре ради того, чтобы уничтожить императора?

Я представила. Ярко так… Как рыжая меня в капусту пошинкует, если упустит эдакий куш. Семнадцать капель чистой силы. И, чувствую, на алтарь попали совсем не слабые маги.

– Думаешь, у меня нет шансов? – ровно выговорил темный.

– Ну, если мы сумеем выбраться из этого гроба, то шанс определенно будет, – бодро отозвалась я, стараясь быть оптимисткой.

Мокрой, воняющей тиной, голодной и злой оптимисткой. Вот никогда бы не подумала, что попаду в гроб раньше, чем умру. Но, как говорится, от судьбы и ворожбы не уйдешь.

Я попыталась принять положение поудобнее. Получилось поерзать и задеть ногу темного. Он зашипел от боли.

– Лодыжка? – профессионально уточнила я.

– Выше. Судя по всему, голень сломал, – буднично произнес он.

Я вспомнила, как при переломах в лекарской орали боевые маги‑первокурсники. Впрочем, и адепты‑выпускники тоже вопили порой. Особенно если хотели, чтобы на них обратила внимание симпатичная целительница. А Барс лежит на мне как ни в чем не бывало. Будто каждый день себе кости ломает. На завтрак, обед и ужин. Хотя он же страж императора. Кто знает, как их натаскивали.

– Странное болото, – прервал мои мысли чуть севший голос Эрриана.

– Почему странное?

– Стрыги предпочитают теплые топи. А на этих лед лежит. Что она здесь забыла?

– А‑а‑а, вот ты о чем… – поняла я. – Тут кое‑где есть термальные ключи. Поэтому топи коварны и летом, и зимой. Когда ударят морозы, везде будет толстый лед, а там, где ключи, можно легко провалиться с головой.

Словно в подтверждение моих слов наверху булькнуло. Доски крышки прогнулись, и темного прижало ко мне еще ближе. Хотя, казалось бы, куда еще‑то?

– Вот уж не думала, что груз ответственности мага перед жителями империи – это не фигура речи в торжественной клятве, а стрыга, сидящая на крышке моего гроба, – выдохнула я.

– Нашего гроба, дорогая светлая ведьма, нашего… – в лучших традициях страстного любовника прошептал Эрриан.

– Как ты думаешь, она там подыхает? – с надеждой спросила я.

Сегодня кто‑то все же умрет. Либо тварь, либо мы вместе с тварью. Все зависит лишь от прочности, причем как досок, так и нашей выдержки.

Барс прислушался.

– Пока еще нет.

– А вот я… кажется… сейчас да, – задыхаясь, призналась я.

И в этот момент мои губы накрыл поцелуй. Резкий, властный, напористый. В нем не было невесомой нежности касаний. Скорее он напоминал укус.

Мы, абсолютно мокрые, оказались прижаты друг к другу, не зная, встретим ли рассвет живыми. Я чувствовала, как ходят ребра темного при вдохах и выдохах, как бьется его сердце. Ощущала тепло его тела. Его наглые губы и язык. Язык был особенно наглым. Он беззастенчиво исследовал мой рот, властвуя и подчиняя.

Когда‑то, еще перед поступлением в академию, меня впервые поцеловал парень, что жил по соседству. Тогда его губы напомнили мне две скользкие сардельки: такие ловишь в тарелке вилкой и никак не можешь поймать. Впрочем, потом были еще поцелуи. Другого. От тех меня откровенно тошнило.

Но здесь, сейчас… Все было иначе. И с кем? С темным, утащи его демоны в Бездну!

Поцелуй… Чувственный, несмотря на напор, глубокий, потрясающий. Он был пьянящим, как крепкий джин, лишающим воли, дарящим безумие. Поцелуй со вкусом цитруса и корицы, отчаяния и надежды. Эрриан определенно умел целовать девушек, знал в этом толк и, сдается, немало практиковался. Я задохнулась. Испуг, оторопь, растерянность… Чувства сплелись, перемешались, словно снежинки в порывах дикой вьюги.

Зато сознание перестало уплывать. Я распахнула глаза, уставившись на темного. Самоуверенно ухмыляющегося темного.

Я не могла залепить ему пощечину, даже двинуть в пах не могла, зато…

– Нос откушу, – зловеще предупредила я.

– Настоящая темная ведьма на твоем месте была бы совсем не против. Мы, темные, в жизни предпочитаем не упускать момент. Особенно если той самой жизни, возможно, осталось всего ничего. А ты вполне симпатичная, хоть и не в моем вкусе. Зачем погибать просто так, если можно с удовольствием?

Что?! Я не в его вкусе? Вот… Вот наглая снежная морда! Может, все‑таки цапнуть его за нос? Так тянет, аж зубы чешутся!

– Есть одна проблема. Я не темная. И, несмотря на обстановку… – я выразительно скосила взгляд на обивку гроба, – умирать пока не собираюсь.

– Недавно собиралась, – нахально напомнил Барс. – Одна там сверху помирает, никак помереть не может, вторая подо мной… Так себе бутерброд. Я все же чернокнижник, а не некромант! Так что придется мне следить, чтоб ты тут не скончалась.

– Предлагаешь тебе еще и спасибо сказать?

– Почему бы и нет? Прерогатива светлых – благодарить за помощь и душевные порывы.

– Твоими душевными порывами руководили из брюк! – прошипела я.

– Какая разница откуда, если тебе понравилось?

– Ни капли, – возразила я. – У меня едва хватило силы вытерпеть это… это…

– Что же, зато теперь я знаю, что ты сильная и терпеливая, – серьезный тон абсолютно не вязался с теми демонами, что плясали в его глазах.

Да надо мной форменно издеваются! Тонко и совершенно в духе темных.