Ты же ведьма!
– Эрриан, я, конечно, не телепат, но знаешь, у меня прямо невероятно сильное чувство послать тебя телепать в определенном направлении.
Он отчего‑то широко улыбнулся, словно я отвесила ему комплимент, и хотел было ответить, как сверху что‑то грохнуло и захрипело.
– Это то, о чем я думаю? – выдохнула я.
– Да, – отозвался темный. – Но стрыга пока еще агонизирует. Выходить опасно.
В подтверждение его слов о крышку бухнуло так, что доски заскрежетали. Затем еще раз и еще, будто тварь молотила по гробу в эпилептическом приступе. Наконец все стихло. Мы выждали еще немного, а потом я сняла заклинание.
Темный уперся руками в днище по обе стороны от меня и спиной попытался отодвинуть крышку. Судя по вздувшимся на его шее венам, приподнять доски вместе с могильным надгробием было бы легче, чем с одной тушей нежити. И все‑таки темный смог. Не с первой попытки, но справился.
Мы выбрались наружу. На горизонте занимался рассвет, раскрашивая перистые облака в нежный пурпур. Рядом лежала здоровенная туша издохшей стрыги, из брюха которой торчала сломанная кочерга.
– Живы, – выдохнула я.
– И даже не свихнулись, – голос, полный разочарования, донесся сбоку.
На кочке, возмущенно скрестив лапы на груди, сидела белка. Ее усы нервно дергались, выражая крайнюю степень неудовольствия. Рыжая буравила меня взглядом.
– Вообще‑то, ты должен был сойти с ума, а не умереть. – Ее обличающий коготок ткнул в Эрриана.
Темный закашлялся. То ли от беличьей наглости, то ли вдохнув полной грудью утреннего прозрачного тумана.
– Так помогла бы нам тогда, – рассердилась я.
Встала из гроба в полный рост и отряхнула прилипшее к ногам платье.
– Так я и подсобила, – взвинтилась Эйта. – Кто, по‑вашему, эту тварюку добил? Она бы тут еще полседмицы подыхала!
Эрриан хотел ей что‑то ответить, но я опередила:
– Раз ты взялась творить добро, то помоги дотащить темного до города.
– Еще чего! – фыркнула белка. – Он кости себе ломает из‑за своей дурости, а мне волоки его на себе потом. Ну уж дудки!
– А я его не дотащу! – безапелляционно заявила я.
Ну приврала, конечно. Немножко. Думаю, дотащила бы. Ругаясь, проклиная, но дотащила бы… К вечеру, когда у него нога от отека в бревно бы превратилась.
Я помолчала и вкрадчиво спросила рыжую:
– Оставим его здесь умирать?
– Ты же целительница! – та едва не лопнула от возмущения. – Ты должна спасать жизни!
– Ага. Но спасать тех, кого можно спасти. А кого нельзя – добивать, чтобы не мучились! – очень серьезно пояснила я, старательно пряча смех: круглые белкины глаза стали еще и навыкате, отчего рыжая странным образом начала походить на ошалевшего рака. – Мой преподаватель по хирургии говорил, что целители должны быть нахальнее некромантов. Потому как маги смерти работают с уже умершими телами и чувствами, а мы – с теми, кто порой умирает на наших руках. И без брони цинизма лекарю тяжело.
– Я смотрю, у тебя не просто броня, а каменная стена… – Эйта дернула хвостом и проникновенно уточнила: – Оставишь его тут?
– Добью, наверное… – задумчиво протянула я. Теперь в глазах рыжей плескался откровенный ужас. Еще бы. Отдать Смерти семнадцать единиц чистого дара… – Хотя… Он темный, его не жалко. Не буду добивать. Оставлю, сам помрет. К тому же я сделала все, что могла, – с намеком на наш контракт по организации шизофрении произнесла я.
Эрриан все это время внимательно следил за нашим разговором. И, судя по всему, сделал правильные выводы.
– А я не возражаю умереть тут. У меня и гроб уже есть.
– Он пока не твой. За него хозяин лавки просит четыре сребра, – отрезала я. – К тому же его надо вернуть.
– Хорошо, умру без гроба, – покладисто согласился темный. – Но пешком не пойду. Ни за что!
Белка вперила в Эрриана недовольный взгляд и буркнула:
– Шантажист несчастный!
– Еще какой, – с готовностью подтвердила я.
– А ты… – Эйта уперла лапы в бока и перевела взгляд на меня. – С тобой мы еще поговорим!
Я скромно потупилась, изобразив невинность.
– Ну, знаете… – Рыжая надулась от злости. – Меня еще ни разу клиенты спасать себя не заставляли. Да еще таким унизительным способом – дотащить! Это просто оскорбление!
– Магда знает в них толк, – вернул мне шпильку темный.
– Что‑то вы подозрительно хорошо спелись. – Белка повела носом.
– Ничто так не сближает, как совместно проведенная ночь, – тут же отозвалась я. – После того, как он лежал на мне… Стонал, совершал непотребства…
На меня уставились четыре изумленных глаза. Причем у Барса, услышавшего мою вольную трактовку сегодняшних событий, удивления было гораздо больше, чем у белки.
– Я тебя всего лишь привел в чувство, – нахмурился он.
– Да‑да. Знаем‑знаем… – ехидно прокомментировала рыжая. – Сначала мужчина приводит женщину в чувство, а потом она его – к алтарю. Слышь, Меч, тут хоть официально и Темные земли, но нравы царят дикие, светлые. Так что ты поосторожнее… упражняйся. В Хеллвиле полно незамужних девиц, матерям которых плевать, светлый ты или темный. Им главное – дочку хорошо пристроить.
– Ты так ратуешь за мое холостяцкое счастье? – удивился Эрриан.
– Нет, просто браки не люблю. – Белка выразительно размяла лапы.
Браки не любит? Помню‑помню, она как‑то сетовала на соперницу, что этим летом вышла замуж.
Не дав больше задать ни единого вопроса, Эйта растворилась в воздухе, чтобы через четверть удара колокола появиться вновь. Верхом на холке той самой кобылы, что унеслась вместе с телегой нынешней ночью. Счастье, что, пока лошадь носилась окрест, нежить не успела ее сожрать.
В город мы въезжали с седьмым ударом колокола. В повозке вновь лежал гроб, а в гробу – темный. Его сморило, и он беззастенчиво дрых, изображая труп на радость хеллвильцам.
Хотя без казуса не обошлось. Перед самыми воротами нас обстреляли с городской стены. Стражи сделали предупредительный залп из арбалета в борт телеги. Я ответила им пальцем, который был дан мне самой природой специально для оценки мнений некоторых особо умных.
Ну и к жесту добавила пару слов на имперском. Прочувствованных, с обещанием вернуть этот болт меткому стрелку обратно. Притом не туда, откуда он вылетел, а с тыла, немного пониже спины.
Со стены тут же раздалось:
– Все в порядке, это не умертвие! Это наша несгораемая ведьма!