Тёмный маг. Книга 2. Начало пути

Ну, в принципе, час – это не так уж и много, наверное, можно подождать. Мои размышления прервал надсадный кашель с последующим глухим хрипом, раздавшийся со стороны кровати.

Я бросился к Ромке. Видимо, всё было не очень хорошо. Гвэйн подскочил и несколько раз надавил на грудную клетку парня передними лапами, наваливаясь на них всем телом, словно пытался его растормошить. После того, как раздался слабый стон со стороны Романа, волк тряхнул головой и слез с него, вновь ложась рядом, при этом тяжело глядя на меня своими жёлтыми пронзительными глазами.

Я моргнул, начиная понимать, что даже часа у нас, похоже, нет. Особо не думая о последствиях и о том, чтобы позвать на помощь, схватил флакон и залез на кровать.

– Ну же, помоги мне, – я просунул руку под плечи Романа и попытался его приподнять. Наверное, сделал больно. Даже сквозь забытьё Роман почувствовал, что я его трогаю, и застонал, открыв глаза. Наверное, это хороший знак, потому что до этого глаза он вообще не открывал.

Мне удалось пролезть между изголовьем кровати и довольно крепким парнем. Роман сделал усилие и приподнялся, а я сел так, чтобы он опёрся спиной мне на грудь.

– Давай, будь хорошим мальчиком, за маму, за папу, за псину эту блохастую, – от страха я нёс чушь, но не обращал на это внимание.

Поднёс флакон ко рту Ромы, отмечая краем сознания, что дрожат руки. Он послушно открыл рот и позволил мне влить в себя зелье сомнительного происхождения.

Прошло около минуты. Ничего не происходило. Я уже подумал, что всё‑таки испортил лекарство своей кровью. Но и сознания парень больше не терял, что не могло не радовать. Внезапно Роман выгнулся так, что его голова больно впечаталась мне прямо в середину грудины.

Его тело скрутила жуткая судорога, он не мог даже стонать. Лоб покрылся испариной, а пальцы рук комкали великолепное парчовое покрывало.

– Рома, ну, Ром, – заскулил я. – Я же тебя не отравил, правда? Гвэйн, он же не умирает? – волк приоткрыл один глаз, покосился на выгибающегося парня, философски вздохнул и снова закрыл глаз.

Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Роман в последний раз дёрнулся и замер, а я с удивлением смотрел на его абсолютно чистое лицо, без каких бы то ни было признаков недавнего шрама. Вот только, почему он не шевелится? И почему‑то мне снова показалось, что он не дышит.

Выбравшись из‑под придавившего меня тела, я дрожащими руками попытался расстегнуть его рубашку, но у меня ничего не получалось. Тогда я рванул её в стороны, отрывая пуговицы и обнажая грудь. Откуда только силы взялись? Грудь ровно поднималась и опускалась, а я, приоткрыв рот, с удивлением наблюдал за тем, как множество уже застарелых шрамов прямо на глазах исчезают с тела Романа. Как же их много. Что этот козёл с ним делал? Я почувствовал горечь во рту, а в голове промелькнула мысль, что зря не позволил Гвэйну придушить старшего Гаранина окончательно и бесповоротно.

Очередной маленький шрам прямо под левым соском исчез. Интересно, а почему не все шрамы исчезают? Пара небольших, но довольно глубоких по центру груди всё же осталась. Но в остальном, кожа стала абсолютно чистой. Я выдохнул и прислонил приятно холодный, пустой флакон ко лбу. Надо узнать, где Демидовы такую убойную вещь берут. В жизни всё может пригодиться.

– Дима, что ты делаешь? – голос Романа звучал глухо, но это был именно голос Романа, а не той сломанной куклы, которая разговаривала с Александром. – Зачем ты меня раздел?

– Чтобы проверить, что ты ещё жив, – буркнул я. А Гаранин в это время нахмурился и приподнялся на локтях. Внезапно его глаза распахнулись, и он посмотрел на свою обнажённую грудь.

– Что ты со мной сделал? – удивлённо спросил он.

– Я всего лишь дал тебе заживляющее. Кто же знал, что у тебя такая реакция на него. Может, это аллергия? Тебя раньше такими зельями лечили? Похоже, что нет, – я говорил быстро, чтобы сбросить напряжение.

– Дима, заживляющие не дают такого…

Он не закончил говорить, потому что в этот момент в дверь постучали. Два раза коротко и отрывисто, и дверь сразу же после этого открылась. Саша всегда так делал, сколько я его помню: два удара в дверь, и сразу же входит. Мне даже не нужно было поворачиваться к нему лицом, чтобы понять, это именно он только что вошёл. Лицо Романа словно солнышком осветило, когда он его увидел. Не понял, это ещё что за новости? Александр – мой отец!

– А, вот вы где, – Саша подошёл к кровати и присел на краешек. Роман попробовал подвинуться, но с другой стороны его блокировал Гвэйн, который даже не пошевелился, чтобы освободить место. Сдвинуть эту тушу Гаранину было просто не под силу, особенно сейчас, когда он был не в форме. Пришлось остаться на том месте, где я его оставил. – Как ты? – Отец задал вопрос Роме. На меня он пока не смотрел.

Я нахмурился и скрестил руки на груди.

– Нормально. Дима меня немного подлатал, – Роман отвечал ровно и даже позволил себе скромно улыбнуться.

– Просто я не хотел, чтобы ты окочурился на моей кровати, – ответил я немного сварливо.

– Тебя никто не просил тащить меня в свою комнату, – Рома бросил быстрый взгляд в мою сторону.

– О, меня вообще не просили тебя куда‑либо тащить, но, понимаешь, ты мешал моему отцу заниматься делами. Тяжело думать о работе, в то время, как кто‑то пытается помереть у тебя на глазах, – ядовито добавил я, внезапно осознав, что мне становится неприятно, когда Александр пытается заботиться о ком‑то другом, кроме меня. Кажется, это называется ревность. Чувство для меня новое, и не слишком воодушевляющее. – Кстати, папа, ты так и не сказал, как твоё присутствие здесь связано с прорвавшейся канализацией. Или мама и тебя из дома выгнала?

– Дим, я тебе позже всё объясню, хорошо? – Александр наконец‑то осмотрел на меня. – Прости, что так получилось с этими каникулами… Чёрт, – он провёл рукой по волосам. – Просто я до сих пор воспринимаю тебя маленьким ребёнком, понимаешь? Родителям бывает сложно перестраиваться, чтобы понять, что их дети уже выросли, – я с нескрываемым удовольствием смотрел на отвисшую челюсть Гаранина. Похоже, он не привык видеть, как всесильный Александр Наумов у кого‑то просит прощения.

Продолжить разговор нам не удалось, потому что дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вбежал Лео. Он был очень бледный, на лбу выступила испарина, одежда была вся в пыли, а лицо и руки все в грязных разводах. Его била нервная дрожь. Не говоря ни слова, Демидов бросился ко мне и принялся ощупывать. Я заверещал так, словно меня пытаются изнасиловать на центральной площади нашей столицы.

– Ты что делаешь?! Убери от меня свои грязные руки, извращенец! Побойся… вон, моего отца!

– Димка, ты живой?! – в свою очередь, завопил Лео. – У тебя ничего не болит?! Голова не кружится?! Сколько пальцев ты видишь?! – и он ткнул мне в лицо средний палец, при этом чуть не выколов глаз. Вот козёл!

– Да отвяжись ты от меня! – я попытался вырваться, но не тут‑то было, хватка у Демидова оказалась просто железной.

– Леопольд, что случилось? – холодный голос Александра подействовал на Демидова, как холодный душ. Но очень ненадолго. Повернувшись к Саше, он на мгновение разжал руки, чем я и воспользовался, вырвавшись и юркнув за кровать со стороны Гвэйна.