Убийство на Острове-тюрьме

Зачем сумасшедшему убивать кошек? Не надо искать повода, просто возложите ответственность на него, и дело с концом. В результате жители ближайших домов объединились и решили прогнать его с территории. Они осыпали его бранью и даже поколотили. По‑моему, он не сделал ничего дурного, ничего, что могло бы навредить людям. Он просто жил в своем маленьком мирке и то смеялся, то плакал. Но когда другие люди решили вторгнуться в его жизнь, он дал отпор.

Говорили, что он проломил голову деду Хуану из девятнадцатого дома.

Череп старика разбился как кокос, и из него на асфальт хлынули склизкие мозги вперемешку с алой кровью.

Сказали, что дед Хуан частенько устраивал потасовки с сумасшедшим, и он же первый предложил его изгнать.

– Рядом с нами живет безумец, спать по ночам невозможно! Надо прогнать его, а если это не поможет, вызвать полицию! Пусть арестуют его, – сказал как‑то дед Хуан сквозь стиснутые зубы.

В глазах старика и других жителей сумасшедший был чужаком.

В тот же вечер его забрала полиция. Я видел, как его уводили. Он был очень спокойным, не говорил ни слова, только шел по дороге той же нетвердой походкой, словно в любое время он мог споткнуться и упасть.

После этого дня я больше никогда его не видел.

* * *

– Хань Цзинь, гляди, мы приехали, – раздался голос Чэнь Цзюэ.

Я насилу открыл глаза и выпрямился.

Через окно было видно, как на горизонте появился острый угол, похожий на вершину острова. Уже стемнело, но я все‑таки мог кое‑как разглядеть его. Через некоторое время нижняя часть острова тоже постепенно открылась нашему взору. Береговая линия выглядела так, будто начинающий художник небрежно набросал ее углем, широкими и протяженными мазками. Огромные волны бились о скалистые утесы, а ветер сердито завывал и кружил брызги волн в воздухе. Постепенно мы смогли разглядеть здания на острове, и перед нами возникли очертания гигантского сооружения. С открытым ртом я глядел, как над ним зловеще клубились черные тучи. Все говорило о том, что вот‑вот разразится ужасная буря.

– Пойдем посмотрим поближе, – предложил Чэнь Цзюэ.

Я не стал отказываться. Захватив с собой пальто, я проследовал за ним на палубу.

При взгляде отсюда аура Острова‑тюрьмы становилась еще более величественной. В центре бескрайнего моря возвышался темный одинокий остров. Вилообразный мыс напоминал ухмылку дьявола. Его залитая кровью пасть с острыми зубами словно была готова сожрать нас в любую минуту. Пейзаж прямо из фильма ужасов, само воплощение ада. Я слишком долго смотрел на него и теперь чувствовал себя подавленно.

Полвека назад в этом море на свет явился ужасный собрат Алькатраса!

– Когда прибудем на остров, связь пропадет, – сказал Чэнь Цзюэ.

Снова быть отрезанными от мира? Я подумал: именно этой ситуации я боюсь больше всего. После Обсидианового особняка я стал испытывать небывалое отвращение к подобного рода замкнутым пространствам.

Чэнь Цзюэ, похоже, прочитал мои мысли и добавил:

– Раз уж это больница, у них наверняка есть оборудование для связи. Не дрейфь, сюрпризов Обсидианового особняка тут не будет.

Я надеялся, что мои опасения беспочвенны.

По мере приближения к острову течение становилось все сильнее, и паром, набрав скорость, помчался к берегу. Одна сторона острова представляла собой обрывистый утес, к которому невозможно было причалить. Лодка обогнула остров с другой стороны и поплыла к пирсу. И вода, и остров были черны, как ночь, а в воздухе кружили вороны, такие же черные. Внезапное чувство страха застало меня врасплох.

– Птицы, приносящие несчастья! – сказал я.

Вороны, кажется, услышали мои слова и закаркали на меня.

– Не любишь ворон?

– Кому могут нравиться такие отвратительные птицы? Вороны всегда считались символом невезения.

– На самом деле в доциньский период[1] вороны имели двойной статус – птиц и счастья, и несчастья, – и только после династий Тан и Сун[2] к воронам стали относиться как к птицам несчастья. Во времена династии Хань Дун Чжуншу в «Обильной росе летописи Чуньцю»[3] приводит цитату из «Шуцзин»[4]: «Когда династия Чжоу собиралась возвыситься, большая красная птица поселилась на вершине царского дома, принеся туда в клюве божество зерна, и царь У был счастлив, и все великие чиновники были счастливы». Под «большой красной птицей» подразумевается ворона. Но из‑за того, что вороны падальщики и люди часто видят их на пороге смерти, они получили такую дурную славу, – разъяснил Чэнь Цзюэ.

– В любом случае я терпеть их не могу, – настоял я на своем.

Ландшафт на другой стороне острова был относительно ровным, и лодка, обогнув утес, направилась туда. Еще через десять минут в глубине песчаной косы показался причал. Внезапно налетел порыв ветра, и лодку снесло с курса. Сердце у меня ушло в пятки. К счастью, рулевой был опытным малым, и после нескольких попыток раскачивающийся паром удалось пришвартовать.

Итак, наша группа ступила на землю Острова‑тюрьмы.

Глава третья

[1] Империя Цинь – первая по счету китайская империя, образованная одноименным царством с многовековой историей и существовавшая в 221–206 гг. до н. э.

[2] 618–907 и 960–1279 гг. соответственно.

[3] «Обильная роса летописи Чуньцю» – идеолого‑политический конфуцианский трактат; исследователи считают Дун Чжуншу лишь одним из авторов.

[4] «Шуцзин», или «Канон записей» – одна из китайских классических книг, входящая в состав конфуцианского «Пятикнижия».