Убийство на Острове-тюрьме
В центре комнаты железная койка, застланная белой простыней, на которой как раз и лежу я. На белом ватном одеяле множество мелких кусочков грязи и пятен плесени, а в дополнение – толстый слой пыли сверху. На стене слева от меня окно. Однако оно затянуто железной проволокой, и помимо проволоки там еще несколько прутьев решетки. Стоит запах антисептика. Вокруг темно, и ничего из того, что находится здесь, мне не знакомо.
Пытаюсь поднять правую руку, но не могу. Я замечаю, что мои конечности привязаны кожаными ремнями темно‑коричневого цвета к койке, и я лишь могу немножко задрать голову, чтобы осмотреться вокруг. На мне надета больничная пижама в сине‑белую полоску, белья нет. Одежда мне не по размеру, она кажется чересчур широкой. Пижама не просто грязная – от нее несет тошнотворной затхлостью.
Я лежу абсолютно неподвижно и изо всех сил стараюсь сосредоточиться на одном вопросе.
Кто я?
Очень холодно. Так холодно, что у меня все тело закоченело, да еще под рубашкой от стресса выступил ледяной пот.
В мозгу вакуум. Я будто утратила возможность размышлять, в голове стоит гул. Не могу вспомнить ни одной крупицы информации о себе, кроме того, что я женщина. Меня охватило глубинное чувство страха. Я задерживаю дыхание, и каждая клеточка моего тела дрожит от ужаса!
Это сон? Я во сне?
Хоть я и надеюсь на это, у меня достаточно ясное сознание, а запястья болят от ремней – поэтому эта версия отпадает, и, значит, единственный лучик надежды гаснет.
Кто я?
Комната пропитана липким страхом. Не знаю, что может выскочить передо мной в следующую секунду. Неизвестность подобно смерчу силой уносит меня за собой. Господи, молю, помоги мне вспомнить! Я невольно дрожу всем телом, мышцы сокращаются одна за другой, и кажется, что кровеносные сосуды в мозгу сейчас разбухнут и лопнут.
Внезапно кровь приливает к голове, и из моего горла вырывается истошный крик!
Эхо от крика разлетается по комнате…
Дрожь никак не проходит. Я пытаюсь успокоиться и заставить мозг работать. Это место похоже на больницу, но почему же в больнице зарешечены окна? Даже если это верхний этаж, и это может быть ради безопасности, ставить решетки все равно чересчур странно! Кроме того, может ли быть такая замызганная комната больничной палатой? И если это больница, то зачем сажать меня под замок?
У меня много вопросов, но в комнате нет никого, кроме меня.
Я могу дергаться что есть мочи, но руки и ноги у меня не сдвинутся ни на сантиметр: их крепко‑накрепко привязали к кровати. У меня дрожат губы. Что я хочу сказать? Не знаю. Что бы я ни сказала, меня никто не услышит. Горячие слезы катятся из моих глаз. Боюсь, я даже покончить с собой не смогу. От этой мысли я истерически хохочу, словно сумасшедшая.
Сумасшедшая? Да, возможно, я просто сумасшедшая. На данный момент это, пожалуй, единственное разумное объяснение.
Скрип…
Кто‑то толкает железную дверь справа, и она распахивается с тяжелым гулом. Это неожиданно для меня, я вскрикиваю. В то же мгновение мое сердце пропускает несколько ударов, а потом начинает биться с удвоенной силой, словно готовое выскочить из груди в любой момент.
– Вы проснулись? – спрашивает человек, вошедший в комнату.
Я напрягаю мышцы шеи и поднимаю голову, чтобы проследить за ним взглядом. Это высокий мужчина средних лет, ему около сорока. На нем белый халат; похоже, он врач. Кожа слегка загорелая, квадратное лицо и широкая челюсть с волевым подбородком. У мужчины низко посаженные густые брови с выступающими надбровными дугами, орлиный нос и немного опущенные вниз уголки рта, которые делают его облик суровым. Прямые усики под носом придают ему молодцеватый вид.
Одним словом, внешность у него неотталкивающая.
– Что происходит? Почему я здесь? Кто вы? – задыхаясь, выкрикиваю я.
Мужчина вовсе не спешит отвечать на мои вопросы. Возможно, он вообще не хочет мне отвечать. Он пододвигает стул и садится справа от меня, а потом достает гелевую ручку и что‑то пишет в своем блокноте. Меня словно околдовали: у меня было столько вопросов, но в решающий момент я будто оцепенела и теперь тупо наблюдаю за тем, как он пишет. В комнате подозрительно тихо: я могу слышать шорох ручки, скользящей по бумаге.
– Я ваш лечащий врач, моя фамилия Чжуан.
Голос у него спокойный. Он говорит со мной, не поднимая головы.
– Кто я? Что это за место? Почему я связана? – спрашиваю я, не раздумывая.
В мыслях у меня полный кавардак.
– Ваше состояние ухудшается. Вы еще помните свое имя? Или почему вас связали? – Он закрывает блокнот, встает и с прищуром смотрит на меня. – Или где это место? Совсем ничего не помните?
Я качаю головой, словно идиотка.
– Видимо, надо проводить операцию.
Доктор Чжуан смотрит на меня с выражением жалости и насмешки.
– Операцию? Зачем операцию? Чем я больна?
– Вы еще не поняли? – говорит доктор Чжуан низким голосом. – Это психиатрическая лечебница «Наньмин», а вы – моя пациентка. Так как вы нападали на других пациентов в состоянии крайнего психического возбуждения, нам пришлось взять вас на особый контроль. Я ввел вам транквилизатор, и вы уснули сладким сном. Но я не ожидал, что это может привести к потере памяти.
Психиатрическая лечебница «Наньмин»? Я закрываю глаза от отчаяния. Как бы яростно я ни отвергала эту информацию, в глубине души я понимаю, что это правда. Да, с моей психикой не все в порядке: а как еще объяснить, что я ничего не помню? Но если мозг не поврежден, почему воспоминаний не осталось? Единственное, что я знаю о себе, – это то, что я женщина; ничего другого мне не известно. Мои руки и ноги по‑прежнему привязаны к кровати. Я слышу собственные всхлипы.
Возможно, из жалости доктор Чжуан убирает блокнот и ручку в карман, а потом отвязывает меня.
Оперевшись на руки, я поднимаюсь с кровати и, сгорбившись, присаживаюсь на ее край. Я горько плачу, слезы катятся у меня по щекам. Я никак не могу перестать рыдать. Доктор Чжуан не останавливает меня, а спокойно стоит в сторонке. Мои подавленные всхлипы перерастают в вой, и через него я высвобождаю гнев и горечь, которые пожирают меня изнутри.
– Вы помните, как вы выглядите? – тихо спрашивает доктор Чжуан.
– Не… не помню…
Я прикусываю кулак зубами, пытаясь перестать рыдать.
Какая я? Красавица или уродина, сейчас для меня это не имеет никакого значения.