Убийство в заброшенном поместье
– В любом случае денег от поместья не хватило бы на любую зарплату кому бы то ни было. Американка не солгала – усадьба в долгах. И если только ее карманы не набиты деньгами, то навряд ли она здесь обоснуется в качестве хозяйки особняка. – Она встала, потянулась и взяла со стула плащ. – Слушайте, босс, пора вам завязывать с этой едой для микроволновки.
– Рэйчел все волнуется из‑за меня? – усмехнулся МакАдамс.
– Она нутрициолог, так что это ее работа. – Грин просунула руку в рукав. – Осторожно, не то она меня заставит носить вам обеды.
В это МакАдамс с легкостью верил. Хотя Рэйчел вовсе не вела себя как хорошая мамочка, она все же ненавидела то, как питаются полицейские. Вредная пища в самое неподходящее время и слишком много кофеина.
– Скажи ей, что я как раз делал жаркое в духовке, когда ты зашла, и я не буду при ней упоминать, что ты постоянно заказываешь картошку фри с соусом карри.
– Шантажист, – сказала Грин, погрозив пальцем.
МакАдамс открыл ей дверь.
– Но это работает.
Грин шла по дорожке к машине, посмеиваясь, – темный силуэт в свете уличных фонарей. МакАдамс ненадолго задержался в дверях. Ночи уже стали теплее – наконец‑то весна решила вступить в свои права. Он не хотел отправляться в полицейский участок в субботу. Он хотел пойти на прогулку с собакой, которой у него не было (но которой собирался обзавестись), и пропустить пинту пива под нормальную еду и с обычными людьми вокруг. Все эти убийства чертовски некстати. МакАдамс закрыл дверь. И напомнил себе, что любить Флита вовсе не обязательно. Достаточно понять, как его лучше использовать, чтобы поймать убийцу.
Глава 8
Суббота
Несмотря на то что к завтраку она спустилась рано, Джо потеряла права на угловую кабинку: теперь там помещалась газета и седеющая макушка с очень короткой стрижкой. Иногда из‑за газеты появлялась рука в поисках чашки и снова исчезала за бумажными страницами.
– Вы можете позавтракать в кухне, если желаете, – предложил Бен. Джо уселась на барную табуретку.
– Спасибо, но и здесь хорошо.
Она планировала жить в этом городе, так что невозможно было все время прятаться от его жителей. Даже если она начала бы сравнивать каждого посетителя со своими воспоминаниями о тех, кто слушал здесь речи Сида в ту ночь… Да, в ту ночь, когда его убили. Труп Сида стал вторым, который ей довелось увидеть. Первым было тело ее матери. Что не было удивительно. Но ожидание вовсе не сделало происходящее менее сюрреалистичным. Она сидела и ждала скорую, пытаясь побороть те угрожающие ассоциации, которые своим цветом и текстурой вызывало тело. Мертвая плоть выглядит как старая пластмасса, подумала она, как желтеющие клавиши у старых компьютеров в кабинетах ее средней школы. И вот теперь старые пластмассовые вещи, к ее ужасу, вызывали у нее в памяти воспоминания о мертвом теле. И как раз в этот момент Бен поставил перед ней тарелку с завтраком.
– Я помню, вам не нравится фасоль, – сказал Бен.
Джо набросилась на яичницу, держа вилку в одной руке, а телефон, в котором она искала информацию, в другой.
– Бен, а что вы знаете о семье Ардеморов? – спросила она. – Я тут нашла информацию про Ричарда Ардемора, больше про его сады, впрочем. Не так уж много про его сына Уильяма. Разве что он женился на девушке из семьи фабрикантов.
Поиски по имени «Гвен Дэвис» так и вовсе труда не составили. Напротив, результатом оказались тысячи ссылок. Интересно, подумала Джо, а не наткнулась ли она на самое популярное имя в Уэльсе.
– Я много и не знаю. Только то, что там никто не жил, так что молодежи там было раздолье. Да уж, вечеринки мы там закатывали будь здоров, – сказал Бен, краснея. – Музыка, выпивка, вы ж знаете.
Джо не знала. Джо была не из тех, кого приглашают на вечеринки, и не из тех, кто ходит туда, если приглашают. Но она улыбнулась, всем видом показывая, мол, «само собой». Да, дядя Эйден и ее мать определенно не заботились о том, что происходило в поместье.
– И что, никакого местного колорита? Никаких сплетен? – спросила она. – Семья уехала в 1908 году, и с тех пор в поместье никто не жил.
– Было немного наверняка, когда они уехали, – сказал Бен. – Людям нелегко пришлось, тем, кто там работал.
– Почему? – спросила Джо. Бен потер подбородок.
– Сложно объяснить, все‑таки попробую. Смотрите, в таких местах от тех, кто владеет землей, ждут, что они будут заботиться и о земле, и о людях, что на ней работают. Ответственность, в общем. Но это было поколения так два назад.
– А, ты про жизнь, а она‑то, может, про привидение какое‑нибудь спрашивает! – сказала Тула. Она подсела к Джо, не снимая фартука, и попросила Бена сделать ей кофе.
– Да ладно! Я просто хочу знать, кто изображен на картине, – вздохнула Джо. Хотя в привидении в поместье было своеобразное литературное очарование.
– Я всего лишь один раз посмотрела на ту женщину, но я на девяносто процентов уверена, что она родственница со стороны Гвен.
– О, ты про ту загадочную женщину? Расскажешь нам про нее? – засмеялась Тула.
Джо слегка поежилась в предвкушении. Чего уж было притворяться – она надеялась, что наконец‑то ей будет с кем поговорить о картине.
– Что ж, я пробовала поиск по имени, но без особых успехов. Так что я начала искать художников‑портретистов, которые бы могли работать по найму в этой местности около 1908 года. – Она указала на телефон. – Как оказалось, тут в начале двадцатого века писали художники всех разновидностей. Например, Питер Брук[1], он знаменитый, но стиль не тот, да и работал он позднее. Потом еще Барбизонская школа пейзажа[2] и Джон Констебл[3]. Это он сказал, что картина – это чувство. Но если брать во внимание цвета и композицию, то, я думаю, похоже на Огастеса Джона[4]. Возможно, это не так. Но его мазки с характерными штрихами, плюс его картины так психологичны…
[1] Питер Брук (1927–2009) – английский художник, наиболее известный своими пейзажами. Его прозвали «Пеннинским художником‑пейзажистом». – Прим. ред.
[2] Барбизонская школа – группа французских художников‑пейзажистов. Имя школа получила по названию деревни Барбизон в лесу Фонтенбло, где длительное время жили Руссо, Милле и некоторые другие представители группы. – Прим. ред.
[3] Джон Ко́нстебл (1776 г. – 1837 г.) – английский художник‑романтик. Наибольшую известность ему принесли пейзажи, в частности с видами окрестностей Саффолка, откуда художник был родом. Картины Констебля прославили местность близ его дома – Дедхэм Вэйл, которую с тех пор называют «Край Констебля». – Прим. ред.
[4] Огастес Эдвин Джон (1878 г. – 1961 г.) – валлийский художник. Некоторое время считался самым важным художником, работавшим в Британии. – Прим. ред.
