Училка и Чемпион

Вместо того, чтобы сказать по делу, я внезапно начинаю тупить. Залипаю на её розовый пухлый аккуратный рот, на чуть сморщенный в гневе нос и понимаю… что, кажется, у меня снова начинается движение в штанах.

Да, ладно, Мир, всего лишь от взгляда на бабью морду?

Не ну, я, конечно, здоров вполне, но ладно бы на сиськи, но на сердитую моську уж как‑то совсем по‑малолетски.

– Серьёзно? – складывает руки на груди, но на шаг всё‑таки отходит. Боится? Правильно делает, коза. – Откуда вы узнали, где я живу?

– А ты тут живёшь? – выгибаю бровь, на что она реагирует предсказуемым ступором, типа сама только поняла, что спалилась. – Ладно, шучу. Я пришёл извиниться за вчера. Я всё не так понял и все дела. Ну короче, прости, что перепутал тебя с проституткой.

Лицо её каменеет при слове «проститутка», как если бы я произнёс сейчас в её адрес древнее кельтское проклятье.

– Это… я бы хотел загладить вину, – продолжаю, и Люба‑Любовь снова прищуривается. – В общем, на, держи. Это типа моральный ущерб, – протягиваю конверт с деньгами. – И давай забудем про это досадное недоразумение.

Её глаза расширяются при взгляде на конверт.

В точку. Баба есть баба – бабки решают все проблемы.

Даже где‑то в глубине души почему‑то расстраиваюсь немного, что она оказывается такой же, как все.

– Что это? – её голос подрагивает. – Деньги, что ли?

Могла бы обойтись и без восторгов таких откровенных.

– Ну да, – пожимаю плечами. – Компенсация так скажем.

Не знаю почему, но она вдруг краснеет до кончиков ушей. Вскидывает на меня горящий взгляд, а потом неожиданно замахивается своей сумочкой.

– Знаешь что, чемпион‑орангутанг?! Да пошёл ты со своими деньгами! – успеваю поставить блок от удара сумочкой по морде, но Люба‑Любовь не успокаивается и совершает ещё одну попытку нападения.

– Да что не так‑то?!

– Да всё не так! Мало того, что проституткой обозвал, так ещё и деньги свои принёс! Хам! – раздухаривается девчонка, напоминая мне визгливую чихуашку моей бабушки.

– Да блин!

– Вот тебе и блин! Вали отсюда!

Отступать я не привык, но сейчас приходится ретироваться, пока на визги этой припадошной вся округа не сбежалась.

– Понял, понял, успокойся ты уже! – делаю шаг назад и поднимаю руки, а девчонка, обратив меня в позорное бегство, так сказать, разворачивается и, вздёрнув нос, топает в другую сторону. Совсем не в ту, в которую шла до нашей беседы.

Я же, отойдя на безопасное расстояние, стою, охуеваю и качаю головой. Кошка дикая. Надо, что ли, после её укуса от бешенства привиться. На всякий случай.

 

6

 

Итак, попытка номер три. Ну в этот раз же должно точно получиться!

Несколько раз моргаю и снова прищуриваюсь, почти утыкаясь носом в зеркало.

Да не дрогнет рука моя.

Бинго! Наконец‑то вторая стрелка получилась похожая на первую.

Поправляю новую блузку, в десятый раз задумываясь, не слишком ли она прозрачная. Ну вроде бы нет, бельё не просвечивает, на груди как раз и ткань присборена. Только родинку крупную над левой грудью немного видно через тонкий шёлк.

Натягиваю любимую тёмно‑бордовую юбку‑миди, обуваю лоферы, набрасываю жакет и в путь.

Так, стоп! Чуть пакет с тетрадями не забыла.

В школу прихожу без двадцати восемь, как раз успею приготовить доску и раздать листочки с индивидуальными заданиями.

Открываю окна на форточки, впуская в кабинет свежий воздух.

Первым у меня шестой «В». Это, как говорится, в понедельник первым уроком, чтобы на всю неделю разгон взять. Те ещё засранцы. Их мало того, что много, так ещё и двадцать мальчишек из двадцати восьми учеников. Честно говоря, не завидую их классной руководительнице Зое Михайловне, которая от директора и социального педагога не вылезает. Объяснительные у неё уже по форме распечатаны, остаётся только вписать дату, фамилию сорванца и заполнить строку сути происшествия.

Ближе к восьми, за дверью начинается шум – дежурные уже на входе пропустили рвущуюся к знаниям толпу.

– Любовь Андреевна, можно? – раздаётся звонкий голос в приоткрытую дверь.

– Входите, ребята!

Шумный поток врывается в тишину кабинета, ребята рассредотачиваются между партами, грохочут стульями, снимая их со столов и опуская на пол, шумно обсуждают местный матч по дворовому футболу, что состоялся в эту субботу.

– Да эти придурки из восемьдесят второй просто черепахи! – выкрикивает Белов – задира и вечный спорщик. – Мы их потом натянули во‑о‑от так!

Пытается показать неприличное движение, но тут же осекается, скосив глаза на меня.

– Любовь Андреевна, а у нас новенький, – к столу подходит Лена Кувшинова – красавица и умница, да только любит тихонько шепнуть, кто шалил в отсутствие учителя. За это её дети в классе недолюбливают. – Он ещё в четверг к нам перевёлся из другой школы. Просто у вас на биологии не был в пятницу. Зое Михайловне сказал, что по семейным обстоятельствам, но кто его знает…

Лена выгибает бровь и многозначительно смотрит.

В полку охламонов прибыло.

Хотя, может, этот мальчишка прилежный и старательный. Учителя всегда на это сильно надеются, когда в классе новенькие дети поступают.

– А вот и он, – щёки у Лены становятся розовыми. – Дорофеев, ты теперь сидишь за третьей партой. Зоя Михайловна тебя от Бурого пересадила.

Меня аж поддёргивает от фамилии Дорофеев. Сразу вспоминается этот боксёр‑орангутанг, который сначала принял меня за проститутку, а потом решил извиниться, впечатав в руки конверт со своими деньгами. Хамло натуральное!

Но, конечно, на мальчика‑однофамильца моё отношение распространяться не должно и не будет, поэтому я улыбаюсь новому ученику, приветствуя.