Укрытие. Книга 3. Пыль

Джульетта подумала об отце Венделе, о том, что люди способны поверить в невозможные вещи, созданные всего лишь словами, и о том, как книги способны убеждать. Но, возможно, люди изначально желают в такое верить. И Лукас, наверное, был прав – не каждый захочет поверить в правду.

– Я ничего не собираюсь им рассказывать. Я хочу им показать. У меня есть кое‑какие дела наверху, но мне понадобится помощь – твоя и твоего отдела. И несколько твоих людей.

Лукас нахмурился:

– Мне это не нравится. – Он погладил руку Джульетты. – Почему бы нам не обсудить это завтра? Я хочу насладиться тем, что ты сегодня со мной. И ночь провести не за работой. Я могу снова стать простым техником, обслуживающим серверы, а ты на время забудешь, что ты… мэр.

Джульетта сжала его руку:

– Ты прав. Конечно. Только я сперва ненадолго заскочу в душ…

– Не надо. – Он поцеловал ее в шею. – Ты пахнешь собой. Душ подождет до утра.

Она уступила. Лукас снова поцеловал ее в шею, но, когда хотел расстегнуть молнию на комбинезоне Джульетты, она попросила его выключить свет. Лукас впервые не стал жаловаться на то, что не увидит ее раздетой, а прежде делал это частенько. Вместо этого он не выключил свет в ванной и прикрыл дверь, оставив лишь щелку. Хотя Джульетте и нравилось быть рядом с ним обнаженной, она стеснялась открывать свое тело чужим глазам. Множество шрамов делало ее тело похожим на обломки гранита в шахте: сетка из белого камня на темном фоне.

Но если шрамы и были непривлекательными для глаз, они остро чувствовали любые к себе прикосновения. Каждый шрам был словно нервное окончание, вырастающее из собственной глубины. Лукас проводил по ним пальцами – как электрик, отслеживающий провода на схеме, – и места касаний становились тем гаечным ключом, что замыкает клеммы батареи. Когда они обнимались в темноте, а он исследовал ладонями ее кожу, тело пронзало электричество. Джульетта почувствовала, как теплеет кожа. Сегодня ночью им не суждено быстро заснуть. Ее замыслы и опасные планы таяли под еле ощутимым давлением его легких пальцев. Это будет ночь для путешествия в ее молодость, ночь чувств, а не мыслей, ночь возвращения в те простые времена….

– Странно, – сказал Лукас, оставляя ее тело в покое.

Джульетта не спросила, что именно странно, надеясь, что он сам про это забудет. Гордость не позволила ей просить, чтобы он продолжил ее поглаживать.

– Мой любимый шрамик пропал, – сказал Лукас, потирая одно из мест на ее руке.

Джульетту бросило в жар. Она словно вновь оказалась в шлюзе, настолько ей стало жарко. Одно дело молча прикасаться к ее ранам, и совсем другое – упоминать о них. Джульетта отдернула руку, перевернулась на бок и подумала, что сегодня ночью они все‑таки будут спать.

– Нет, дай взглянуть, – попросил он.

– Ты ведешь себя жестоко.

Лукас погладил ей спину.

– Вовсе нет, клянусь. Пожалуйста, дай посмотреть на твою руку.

Джульетта села и накрыла простынями колени. Потом обхватила себя руками.

– Мне не нравится, когда ты о них говоришь. И у тебя не должно быть любимых шрамов. – Она кивнула в сторону ванной, откуда через щелочку приоткрытой двери сочился свет. – Ты можешь или дверь закрыть, или свет выключить?

– Джулс, клянусь, я люблю тебя такой, какая ты есть. Я ведь никогда не видел тебя иной.

Она поняла эти слова по‑своему. Не в том смысле, что Лукас всегда считал ее красивой, а что ему ни разу не довелось увидеть ее тело без ран. Встав с кровати, Джульетта сама пошла гасить свет. Простыню она потащила за собой следом, оставив на кровати голого Лукаса.

– Он был на сгибе правой руки, – сказал Лукас. – Три шрамика пересекались, образуя звездочку. Я целовал ее сотни раз.

Джульетта погасила свет, и они остались в темноте. Она знала, что Лукас все равно на нее смотрит. Она всегда чувствовала взгляды людей, пялившихся на ее шрамы, даже когда была полностью одета. Она представила, что подумал бы Джордж, увидев ее такой, и к горлу подступил комок.

Лукас подошел к ней в полной темноте, обнял. Поцелуй молнией пронзил плечо Джульетты.

– Пойдем в кровать, – сказал он. – Извини. Свет не будем включать.

Джульетта помедлила.

– Мне не нравится, что ты так хорошо изучил мои шрамы. Не хочу стать одной из твоих звездных карт.

– Знаю. Но ничего не могу с этим поделать. Они часть тебя. Той единственной, которую я знаю. Может, сходим к твоему отцу, пусть он на них посмотрит и…

Джульетта отпрянула от него, но лишь для того, чтобы включить свет. И стала рассматривать сгиб руки в зеркале – сперва на правой, затем на левой, решив, что Лукас наверняка ошибся.

– Ты уверен, что он был здесь? – переспросила она, высматривая в паутине шрамов чистое пятнышко, кусочек ясного неба.

Лукас нежно взял ее запястье и локоть, поднес руку к губам и поцеловал.

– Именно здесь. Я целовал его сотни раз.

Джульетта вытерла слезинку и то ли рассмеялась, то ли всхлипнула, когда ее окатила волна эмоций. Найдя особенно мерзкий шрам чуть ниже предплечья, она показала его Лукасу. Она простила его, хотя и не поверила его словам.

– В следующий раз целуй здесь, – сказала она.

 

11

 

Укрытие 1

Кремний‑углеродные аккумуляторы, от которых питались моторы дронов‑беспилотников, были размером с тостер. Шарлотта прикинула, что каждый весит фунтов тридцать, а то и сорок. Они были извлечены из двух дронов и обернуты в упаковочную сетку, позаимстовованную из ящика для хранения. Держа в руках по батарее, Шарлотта на полусогнутых медленно брела по складу. Ноги уже вопили от боли и дрожали, руки онемели.

Путь Шарлотты отмечала дорожка из капель пота, а до цели ей предстояло еще идти и идти. И как она умудрилась довести себя до такого? Столько бегать и упражняться во время начальной армейской подготовки, и ради чего? Чтобы, сидя за консолью, управлять беспилотником? Отсиживать задницу, тренируясь в военных играх? Проводить время в кафешках и есть всякую дрянь? Сидеть и читать?

Она растолстела, вот что. Подумаешь, растолстела, сказала бы она себе раньше. Но теперь, проснувшись в этом кошмарном сне, она уже так не думала. Шарлотта никогда не испытывала непреодолимого желания встать и бежать куда‑то, пока некто не заморозил ее на две сотни лет. И теперь ей хотелось вернуться в то тело, которое она помнила. Не знающие усталости ноги. Руки, у которых хватает сил не только почистить зубы. Наверное, глупо верить, что она сможет вернуться в прошлое, стать такой, какой была прежде. Вернуться в мир, оставшийся в памяти. А может, ей просто не терпится восстановить силы? Но на это уходит немало времени.