Уравнение с тремя неизвестными

– Вы знаете, нет. Конечно, у меня случались отношения. Я даже был женат, но вот этого всепоглощающего чувства полного единения с другим человеком так и не испытал. Меня всегда пытались укротить, усмирить и посадить на цепь, а я, будучи по природе человеком независимым, сразу начинал сопротивляться и сбегал, обрывая цепь.

Кажется, что‑то подобное Лена сегодня уже слышала. Что же это получается, в комнате с балериной Геленой был не Гриша, а Горелов? Или все‑таки Гриша, а все, что говорит сейчас Горелов, просто совпадение?

Собеседник крякнул.

– Что‑то я разоткровенничался не к месту. Вам говорили, Елена, что вы вызываете у людей невольное доверие? Хотя явно не пытаетесь никого привязать и никого удержать. Наверное, весь секрет именно в этом. Такие женщины, как вы, не используют путы и вериги в отношениях с противоположным полом. В этом и кроется ваша особенная притягательность.

Елена ничего не понимала. Притягательность? Горелов что же, с ней заигрывает? А как же балерина? Или все‑таки с Геленой разговаривал не он?

– Мне нужно вернуться к мужу, – сообщила она.

– Да, конечно.

Вечеринка продолжалась еще часа два. Последние гости разошлись в начале двенадцатого, погасли прожекторы, стихла музыка, и в доме и во дворе наконец‑то установилась тишина. Хотя головная боль у Лены давно прошла, но концу празднества она была все равно рада. Не для нее эти шумные званые вечера и обилие посторонних людей. Совсем не для нее.

В гостиной у камина собрались хозяева дома, они с Дорошиным, Нина Невская и почему‑то Вадим Горелов, так и не уехавший домой.

– Эд, можно я у вас переночую? – спросил он у Киреева. – Если это не внапряг, конечно. Я выпил, так что за руль не сяду. Вызвать такси, конечно, можно, но завтра с утра у меня назначена важная встреча, и если я останусь здесь без машины, то придется либо вставать в несусветную рань, чтобы успеть ее забрать, либо целый день мотаться на такси, а я это, признаться, не люблю.

Значит, дома его никто не ждет? Ах да. Он же сказал, что БЫЛ женат, значит, сейчас свободен. Лена и сама не знала, почему фигура бизнесмена вызывает у нее такой пристальный интерес.

– Без проблем, Вадим, – тут же откликнулся Эдик. – Ты с кем предпочитаешь соседствовать: с Витей и Леной на втором этаже или с Ниночкой на первом?

– Я на первом этаже расположусь, если вы не против, – выбрал Горелов. – У вас завтра выходной, можете позволить себе отоспаться после приема гостей. А я с утреца встану, кофе себе сварю и свалю по‑тихому. Встреча у меня.

– Кровать застелена, – кивнула Татьяна. – Я так и думала, что кто‑нибудь из гостей захочет остаться. Вы располагайтесь, Вадим. И завтра с утра можете рассчитывать не только на кофе, но и на завтрак. Я рано встаю.

– Танюша, я, пожалуй, в галерее наверху сегодня переночую. – Эдик встал с кресла, в котором сидел, подошел к жене, поцеловал в щеку. – Я выпил, так что наверняка буду храпеть. Не хочу тебе мешать. Спокойной всем ночи. Пойду лягу.

Лена заметила, что Киреев действительно выглядит уставшим. Немудрено после шести часов среди людей, которые поют тебе дифирамбы.

– Мы тоже пойдем, – сказала она, вставая. – Надо дать хозяевам отдохнуть. Спокойной ночи.

Дорошин вслед за ней поднялся по лестнице на второй этаж, в отведенную им спальню. Вид у него был задумчивый.

– Ты чего? – спросила Лена, прекрасно разбиравшаяся в оттенках настроения своего мужа.

– Что‑то не так, – ответил он. – Эд какой‑то странный. Его явно что‑то беспокоит.

– Да? А я не заметила.

– Ты просто знаешь его хуже меня. Он очень сильно встревожен. Я попытался узнать у него, в чем дело. Но он сказал, что обязательно все мне расскажет, но позже, потому что пока сам не во всем разобрался.

– Мне кажется, что он расстроен из‑за того, что у его сына роман на стороне.

– У Гриши? – Дорошин удивился так сильно, что Лена тут же решила, что все придумала. – Чушь какая‑то. Он очень порядочный мальчик и трепетно относится к Павле. У него перед глазами всю жизнь был пример отца, а Эдик никогда не изменял жене. Нет, тут дело в чем‑то другом. Завтра с утра постараюсь выяснить, в чем дело. В конце концов, друзья для того и нужны, чтобы помогать разобраться с возникающими проблемами.

Однако назавтра Виктор Дорошин не смог ничего выяснить у своего друга, потому что ночью Эдуард Киреев был убит.

 

Глава третья

 

Лена всегда просыпалась рано. Привычка выработалась еще с юности, поскольку вырастивший Лену дед был убежден, что долгий сон по утрам – признак распущенности и лени. Сам он, сколько Лена помнила, всегда просыпался ровно в половине шестого. Внучке же позволялось поспать на час дольше, и она открывала глаза в шесть тридцать вне зависимости от того, во сколько легла накануне. Если спалось дольше, то это было признаком того, что она заболевала. Ну или забеременела.

Вот и сегодня она открыла глаза ровно в шесть тридцать, словно внутри сработал невидимый таймер. Наверное, так оно и было, по крайней мере, будильником она никогда не пользовалась. За окном стояла чудесная, совсем летняя погода. Ярко светило солнце, из открытого окна не доносилось даже дуновения ветерка, зато громко пели птицы и струился свежий аромат сирени и лип. Лена потянулась и блаженно зажмурилась. Чудо как хорошо.

Она скосила глаза на спящего рядом мужа. Под ее взглядом он шевельнулся, сонно спросил, не открывая глаз:

– Уже встаем?

Виктор Дорошин, в отличие от своей жены, любил поспать, вот только позволял это себе редко, практически никогда. Будучи человеком дела, он считал непозволительным расслабляться и утверждал, что отоспится на пенсии.

– Можем встать, можем остаться лежать, – лукаво сказала Лена.

Снизу доносились приглушенные голоса. Ну да. Так и должно быть. Вадим Горелов предупредил, что ему надо рано уезжать, а Татьяна, будучи тоже жаворонком, пообещала ему завтрак.

– Я предпочитаю остаться лежать, – сообщил муж, примерился и поцеловал Лену в белевшую в вырезе ночной рубашки шею.

Она засопела, потому что это было чувствительное место и поцелуи туда никогда не оставляли ее равнодушной. Губы Дорошина и его руки стали более настойчивыми, и Лена подалась к нему, предвкушая удовольствие. Несмотря на то что они были женаты уже семь лет, их занятия любовью ей ничуть не приелись. Конечно, у них обоих была работа, а у Дорошина еще и командировки, да и наличие в доме двух маленьких детей накладывало свои ограничения, но на желание мужа Лена откликалась всегда, и оно будило в ней такое же ровное, яркое, струящееся по венам ответное пламя.

Сейчас, в поездке, практически в мини‑отпуске, когда дети впервые остались дома, под присмотром близких друзей, никто и ничто не могло им помешать. Лена обвила шею Дорошина руками, жарко ответила на его поцелуй и замерла, услышав нечеловеческий крик, раздавшийся с первого этажа дома.