Уравнение с тремя неизвестными

Жадно и бесстыдно целующий ее Дорошин тоже остановился, приподнялся на вытянутых руках. Крик повторился, и он тут же кубарем слетел с кровати, натянул трусы, которые уже успел сбросить, а следом стал надевать штаны, прыгая на одной ноге и путаясь в штанинах. Лена вскочила тоже, схватила лежащий на кресле халат, судорожно запахнулась, затягивая завязки.

– Что случилось?

– Что‑то плохое, – сквозь зубы ответил Дорошин и выскочил из комнаты.

Натянув тапочки, Лена бросилась за ним. На первом этаже никого не было. Ни в гостиной, ни в столовой. Двери в спальни, в которых ночевали Невская и Горелов, оказались открытыми нараспашку, а сами спальни пусты. Крик, точнее, тонкий вой, в котором нет ничего человеческого, доносился из второй части дома. Той самой, где располагалась бывшая мастерская художника Никанорова, а ныне художественная галерея.

Дорошин и Лена побежали туда. Их глазам открылась ужасающая картина. Посредине большой комнаты в неудобной, скрюченной позе лежало тело Эдуарда Киреева. То, что это именно тело, становилось понятно при первом же взгляде. Живые люди так лежать не могут. Кроме того, под головой Эдика успела натечь довольно большая лужа крови, уже свернувшейся. Эдик был одет в бархатный халат, тяжелый, богатый, со шнурами и вензелем на груди. Мягкая, толстая серая ткань впитала часть крови, и у плеча халат был покрыт отвратительными буро‑красными пятнами.

В трех шагах от Киреева Вадим Горелов удерживал его жену. Татьяна продолжала выть на высокой, очень тонкой ноте, которая резала уши и еще, кажется, сердце. У дверей стояла, вжавшись в угол, Нина, не отрывая взгляда смотрела на Эдика и мелко дрожала.

– Что тут случилось? – коротко спросил Дорошин.

Не дожидаясь ответа, аккуратно, стараясь не наследить, подошел к телу, присел, нащупывая пульс, покачал головой и встал.

– Кто его нашел?

– Я, – тяжело дыша, ответила Татьяна, перестав выть. – Я понесла Эдику кофе. Я сварила кофе. Сначала две чашки – Вадиму и себе. Потом встала Ниночка, и я сварила еще две. Одну налила ей, а вторую понесла Эдику. Я удивлялась, что он так разоспался…

Разоспался? Лена бросила взгляд на часы. Шесть сорок две. Не так уж и много, особенно с учетом, что легли они вчера не раньше полуночи.

– У Эдика были проблемы со сном, – заметив ее взгляд, объяснила Татьяна. – Он просыпался около пяти утра, больше не мог заснуть и, будучи очень деятельным человеком, вставал, потому что терпеть не мог валяться в постели без дела. Считал это проявлением распущенности.

Лена снова вспомнила деда.

– Когда он вставал, то сразу же шел пить кофе. Он без чашки кофе не мог нормально функционировать. Даже зубы почистить становилось проблемой, не говоря уже обо всем остальном, – продолжила объяснять Татьяна. – Я потому и понесла ему кофе в галерею. Он бы путался в коридорах, не в состоянии понять, где проснулся.

– А что с ним случилось? – дрожащим голосом спросила Нина. – Кто‑нибудь понимает? Ему стало плохо, он упал и разбил голову, да?

– Нет, – мрачно проговорил Горелов. – Тут не обо что так разбить голову при падении. Эдуарда ударили по голове. То есть убили.

– Ударили по голове? Убили? – В голосе Нины послышался ужас. – Но кто? Кто мог это сделать?

– Выяснится, – уверенно сказал Дорошин. – Тань, слышишь, я все сделаю для того, чтобы это преступление было раскрыто. А пока надо в полицию звонить.

– Что? – спросила Татьяна. – В полицию?

– Да. Надо сообщить в полицию, что здесь произошло убийство. И еще позвонить Грише. Ты слышишь меня?

– Слышу. – Голос Татьяны звучал ровно, даже безучастно. – Зачем звонить в полицию? Разве она вернет мне мужа? И как, скажи на милость, я могу сообщить своему единственному сыну, что его отца убили?

Она снова заплакала. На этот раз тихо, отчаянно, давясь слезами. Горелов обвел глазами собравшихся, и Лена правильно перевела его молчаливый призыв, подошла, обняла Татьяну, перехватив ее у Вадима. Он благодарно кивнул, шагнул к Дорошину.

– Помощь нужна? Что‑то осмотреть, что‑то сделать? На свою встречу, как я понимаю, я все равно не попадаю.

– Не попадаете, – кивнул Виктор. – Мы все свидетели. Мы ночевали под крышей дома, где произошло убийство, так что ко всем нам обязательно будут вопросы. А насчет того, чтобы все осмотреть… Давайте для начала проверим, заперты ли окна и двери в доме.

Да. Все выходы из дома Киреевых оказались надежно заперты. Из этого обстоятельства следовало, что либо у убийцы были ключи, либо он до сих пор находился в доме.

Все, что происходило дальше, Лена воспринимала как во сне, а точнее, словно через толщу воды. Ей казалось, что она лежит на морском дне, безучастно снизу разглядывая то, что происходит на поверхности. После звонка в полицию пришел участковый, а следом приехали оперативная группа и следователь, представившийся Владимиром Николаевичем Бекетовым.

Выглядел он ровесником Дорошина, то есть примерно за пятьдесят, высокий мужчина с оформившимся пузом, однако что‑то в его глазах заставляло забыть и про возраст, и про лишний вес. Если бы Лена не была давно и счастливо замужем, то этот мужчина однозначно вызвал бы ее интерес.

Они долго по очереди давали показания, и он слушал, въедливо и дотошно задавая дополнительные вопросы. Тот факт, что Виктор Дорошин в прошлом полицейский, не произвел на него никакого впечатления. Впрочем, Лена его понимала: как будто бывший полицейский не может стать убийцей.

Щелкала вспышка фотоаппарата. С деловитым видом сновал туда‑сюда эксперт. Весь дом наполнен людьми, и казалось, этому содому не будет конца. Краем сознания Лена отметила, что приехал взволнованный Гриша, с порога бросился к матери, увидел лежащего на полу отца, споткнулся об него глазами, заплакал по‑детски, со всхлипами, словно и не был взрослым двадцатисемилетним мужчиной и отцом двоих детей. Лене стало его жалко. Совсем же еще мальчик.

Татьяне сделалось плохо, и ей пришлось вызвать скорую. Народу в доме стало еще больше, и посредине всей этой неразберихи Лена вдруг почувствовала, что отчаянно, до обморока хочет есть. Она даже постыдилась, что у нее такой нетонкий организм. Рядом труп, а у нее голодные рези в животе. Она прошла в кухню, преодолев чувство неловкости, залезла в чужой холодильник, наделала бутербродов, вскипятила чайник и заварила чай, сгрузила все это богатство на поднос, принесла в гостиную, куда все переместились в ожидании, пока труповозка увезет тело.

Оперативники расхватали бутерброды мгновенно, Лена еле‑еле успела ухватить один, впилась в него зубами, успев поймать изумленный взгляд Нины. Той‑то, в отличие от Елены Золотаревой, было точно не до еды. Нина выглядела измученной и бледной, и Лена вдруг поняла, что молодая женщина вспоминает другие обстоятельства, при которых она стала вдовой, и что, пожалуй, Нина Невская – единственный человек в комнате, до конца понимающий, что именно переживает сейчас Татьяна Киреева. Лена бы отдала все, что у нее есть, лишь бы только не очутиться на месте обеих женщин в подобной ситуации.