Уравнение с тремя неизвестными

Нервный и суматошный выдался день. Впрочем, после случившегося ожидать другого было глупо. Как только полиция наконец уехала, все обитатели дома на улице Левитана расположились в гостиной. Татьяна лежала на одном из диванов, закрыв лицо руками, Нина пристроилась рядом с ней, периодически гладя ее по руке.

Вадим Горелов сидел в кресле, во втором расположился бледный, с дрожащими губами Гриша, Дорошин стоял у окна, глядя сквозь стекло на разыгравшийся на улице дождь. Лена облюбовала себе кресло‑качалку у не работающего сейчас камина. Все молчали, погруженные в тяжелые мысли. Первым молчание нарушил Дорошин.

– Давайте соберем факты, – сказал он, поворачиваясь ко всем собравшимся. – Наверняка каждый из нас знает что‑то, способное пролить свет на случившееся. Я не собираюсь подменять собой полицию, но кое‑какой опыт у меня есть, и сейчас он явно нелишний. Начну с себя. За все годы, что я знаком с Эдиком, я всегда знал его как очень жизнерадостного человека. Он всегда балагурил. Но не в этот раз. С момента встречи мне казалось, что он чем‑то встревожен. Вчера вечером он подтвердил, что это так.

У Лены перед глазами встала картинка того, как ее муж и Киреев о чем‑то переговариваются, стоя у кустов шиповника. И лица у обоих… Серьезные лица…

Гриша встрепенулся.

– Что он вам сказал?

– Да в том‑то и дело, что ничего, – вздохнул Дорошин. – Вокруг два десятка гостей. Разумеется, обстановка не располагала к серьезному разговору. Эдик только сказал мне, что у него сложилось четкое ощущение, что за его домом установлено наблюдение. Более того, в нем что‑то ищут.

– Ищут? В нашем доме? – Гриша, похоже, растерялся. – Но что?

– Понятия не имею. И Эдик тоже не знал. Впрочем, с учетом, что он всю жизнь занимался предметами искусства и антиквариатом, скорее всего, искали что‑то из этой сферы. Вряд ли Эд хранил дома бриллианты или другие ценности, да и к военным тайнам, которые чисто теоретически могли заинтересовать кого‑то, не имел допуска. Таня, в последнее время твой муж покупал какие‑то новые картины или что‑то подобное?

Татьяна отняла руки от лица.

– Нет, – покачала головой она. – У нас не было свободных денег. Все, что имелось, мы вложили в покупку дома и ремонт, так что все остальное стало нам недоступно. Эдик успокаивал меня, что временно. Впрочем, меня все это вообще никогда не интересовало.

– И к нему не обращались за какой‑то необычной экспертизой? Может быть, не очень легальной?

– Витя, ты же знаешь, что он никогда не переступал черту закона даже на полшажочка, – с укоризной сказала Татьяна. – Да он и не вел ни с кем дел, кроме галереи, в которой работал.

– Вадим, – Дорошин повернулся к бизнесмену, – насколько я понял, один из совладельцев галереи вы. Вы в курсе, чем занимался Эдуард в последнее время?

– Оценивал поступающие на продажу работы, в том числе и с точки зрения законности возможных сделок и чистоты провенанса, – ответил Горелов. – Ничего необычного и уж точно ничего незаконного.

– Зачем вы вчера приехали к Кирееву?

Горелов недоуменно поднял бровь.

– За тем же, что и вы. На день рождения.

– Неправда. Вы приехали по делу, а остались на вечер после того, как Эд вас пригласил. Вы появились в доме, не зная о вечеринке.

– О вечеринке я действительно не знал, но приехал специально для того, чтобы поздравить Эдуарда и вручить подарок.

– А разве он не отмечал день рождения на работе?

Горелов поморщился.

– Виктор, не пытайтесь меня подловить. В день рождения Эдуард принес в галерею торт, вино и какие‑то пирожные, кажется, но меня там не было. Во‑первых, я появляюсь в галерее не каждый день. Она не единственный бизнес, требующий моего внимания. А во‑вторых, в то время я вообще был в Рыбинске, занимался делами отеля и маму проведывал. Вернулся позавчера к вечеру, вчера отправился сюда с подарком. Вы удовлетворены?

– Что именно вы подарили?

Когда Виктор Дорошин шел по следу, его не могли остановить такие мелочи, как нетактичные вопросы.

– «Историю русской живописи в XIX веке» Бенуа. Антикварное издание 1902 года. Вы можете проверить, она должна лежать в кабинете. Эдуард оставил ее на столе вместе с сертификатом, подтверждающим подлинность.

Виктор бросил короткий взгляд на жену. Она поняла, поднялась с кресла‑качалки, прошла в кабинет, нашла на столе книгу и сертификат в рамочке, принесла в гостиную.

– Вот.

– Круто, – вздохнул Дорошин, пролистав книгу. – Весьма дорогостоящий подарок.

Лена тоже вздохнула, потому что такое издание Бенуа тянуло тысяч на сто пятьдесят – двести. Сами они с Дорошиным обошлись куда более дешевым подарком – набором кубинских сигар. Ну, да они и не бизнесмены.

– О чем вы говорили с Эдом, когда уединились с ним в кабинете?

– Ни о чем. Я поздравил его с днем рождения, вручил подарок. Он сказал, что очень рад моему приезду, потому что собирался со мной поговорить.

– О чем?

– Он не сказал. Перенес наш разговор на потом, потому что вчера, как он выразился, день был крайне суматошным. Но я, как и вы, заметил, что он встревожен. Решил, что со здоровьем что‑то. Пообещал, что мы обязательно поговорим в любое удобное время и решим все проблемы.

– Таня, ты не знаешь, что его тревожило?

Татьяна отрицательно покачала головой:

– Нет. Я видела, что он места себе не находит, но он отшучивался, что это просто юбилейный мандраж. Мол, неприятно осознавать, что тебе пошел шестой десяток. Господи, он теперь навсегда останется пятидесятилетним…

Она снова заплакала.

– Гриша? – Дорошин вопросительно взглянул на молодого человека.

Тот встал со своего места, подошел к матери, опустился на колени у дивана, обнял ее за плечи.

– Нет, я тоже не знаю, в чем дело. Папа всю жизнь решал мои проблемы, а не грузил меня своими.

Голос его сорвался.

– Итак, подведем первые итоги, – сказал Дорошин задумчиво. – Надо признать, малоутешительные. Эд волновался и тревожился, хотя и скрывал это от своей семьи. Он хотел обсудить то, что происходит, со мной и с вами, Вадим, но не успел, потому что его убили. И можно предположить, что то, что его тревожило, как‑то связано с этим домом. Точнее, с его бывшим хозяином.

– С чего вы это взяли? – удивился Горелов.